Название: Вслепую
Команда: Вьягодка
Тема: детектив/приключения/экшен
Пейринг/Персонажи: Хибари x Гокудера
Размер: ~ 1100
Жанр: экшен, романс
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: все принадлежит Амано
Саммари: «Один», – раздается в ушах, и Гокудера уходит в сторону за мгновенье до пули
Коридор слишком узкий, не развернешься. Гокудера идет, вслушиваясь в каждый подозрительный шорох. Помехи в наушнике отвлекают, но снять нельзя. В прошлый раз уже прокололся – не услышал команды и подставился как дурак. Вынесли первой же шальной, даже не прицельной пулей, из-за угла. Свод нависает низко, того и гляди заденешь головой, на волосы капает со скользких, пропитанных влагой камней, под ногами тоже скользко, хорошо хоть не канализация, а обычная вода. Все эти мелочи тоже отвлекают, и Гокудера начинает злиться. Как бы он ни старался, как бы ни настраивался на бой, всегда найдется что-нибудь, что привлечет ненужное внимание, собьет концентрацию – и все, снова проигрыш.
Только медитаций еще не пробовал, но одна мысль об этом злит больше, чем поражение. Десятый не медитирует, но Десятый недосягаем, это не обсуждается. Тем более, сражаться, как он, у Гокудеры не получится: другой стиль, другая тактика и главное – абсолютно другая мотивация. Стиль Ямамото ближе и понятнее, единственное отличие – он улыбается после боя, каким бы кровавым тот не был. Гокудера орет, блюет, падает замертво, матерясь, добивает выживших, докладывает о результатах, но улыбаться не сможет никогда, разве что в один дрянной день поедет крышей. Ямамото тоже не медитирует, не смотрит на текущую воду, на пламя свечи, не раскачивается в позе лотоса. Он просто достает катану и идет убивать. Гокудера просто зажигает кольца и натягивает тетиву. Никакой разницы, если подумать. Но Ямамото не проигрывает свои бои.
– Десять, девять, восемь… – Голос в наушнике отстраненный до неузнаваемости, почти металлический. Слова падают одно за другим, как капли с потолка, но с абсолютно противоположным эффектом: они успокаивают. Гокудера глубоко вдыхает и закрывает глаза. Камни пружинят под ногами, вода плещется, захлестывая лодыжки, все это не с ним. Гокудера растворяется в голосе, и эхо от каждого слова бьется внутри вместе с пульсом. Пламя ласкает пальцы, под веками темно, но Гокудере не нужны глаза, чтобы слышать шаги. Чужие, осторожные, едва слышные. Кто-то подбирается к нему сзади, но это дальше, а ближе – чье-то дыханье. Гокудера идет на него, как на свет.
– Один, – раздается в ушах, и Гокудера уходит в сторону за мгновенье до пули. Она свистит мимо, обжигая щеку. Два шага до стены, щелчок, подкат, ледяная вода обжигает лицо и плечи. Дыханье сзади – подсечка. С громким всплеском тело валится на пол, и Гокудера бьет ребром ладони так, будто бы вместо руки у него меч. Нет, не меч, крови нет, она не течет и не хлещет фонтаном, зато отчетливо слышится хруст.
– Минус. Девять. Восемь…
Гокудера выдыхает, распрямляется, ощупывает стену. Несколько быстрых касаний, просто, чтобы не потерять направление, просто…
– Один.
Его дергают за ноги, и только тогда Гокудера понимает, что воды нет. Упасть не дает стена. От удара гудит в затылке и раскалывается череп. Гокудера, задыхаясь от боли, бьет пламенем вниз. Сейчас пригодился бы динамит, пушка, да хоть пистолет, но у него нет ничего, кроме рук и пламени. Удушливо воняет горелой плотью.
– Минус. Восемь. Семь…
– Твою мать, – говорит Гокудера, не чувствуя злости, только боль и адское, нечеловеческое напряжение.
Коридор петляет дважды. Гокудера успевает ободрать руки и приложиться виском, но все-таки слышит тихий щелчок и улавливает едва заметное движение воздуха справа. Он чувствует каждое движение тела, а время становится вязким, как будто оказался внутри замедленной съемки. Выбить пистолет, не переставая двигаться, поворот, захват. Хрип из чужого горла и снова хруст.
– Минус. Семь. Шесть…
Гокудера облизывает губы, замирая на месте. Под веками пульсирует. Он слишком крепко сжимает их, чтобы не открыть. В ушах шумит, ломит в затылке и уже привычно кружится голова. Третий. Только третий. Раньше его не хватало даже на одного. От азарта и предвкушения колотится сердце. Гокудера стискивает зубы, понимая, что окончательно теряет концентрацию.
– Один.
– Минус. Шесть. Пять.
Дрожат колени. У четвертого было пламя. Гокудера узнает вслепую только Небо и Ураган. И Грозу – от близости грозы зудят и ноют старые шрамы по всему телу. Но сегодня он для начала не задумываясь вырубает сразу двух клонов и улыбается, когда понимает, что не ошибся.
– Туман я бы не узнал, – говорит он, снова сворачивая, стараясь держаться поближе к стене. Хотя здесь и стены могут откусить тебе голову или забить до смерти.
– Заткнись, – Конечно, это было вместо «два». – Один.
Гокудера снова уходит в подкат, потому что опасность сверху, хрен знает, как, но он чувствует это. Не шаги, не воздух, не стук сердца, не запах – необъяснимое знание и холодок между лопаток: это будет опасно. Очень.
Он бьет всей мощью, и сразу понимает, что промахнулся. Тело думает за него, быстрее него. Перекатиться, сгруппироваться, ударить снова и выставить руки, уже понимая, что боли не избежать. И боль приходит, огненная и огромная, бьет под дых, парализуя, но, прежде, чем потерять сознание, Гокудера понимает, что глаза открыты.
Фантомная боль мало чем отличается от настоящей. Гокудера чувствует себя раздавленным и слабым. Пошевелиться удается с трудом. Открыть глаза еще труднее. Он лежит на полу, раскинув руки. Хибари методично отдирает от него провода и датчики.
– Сдох, – говорит он равнодушно. Гокудера пытается прикинуть, в который раз, и сбивается со счета.
– Если ты думаешь, что я буду возиться с тобой до старости… – В его голосе для разнообразия появляются оттенки, и Гокудера по привычке додумывает несказанное: «То ты ошибаешься. Сдохнешь еще раз десять, и я убью тебя по-настоящему».
– Сколько? – спрашивает он, с усилием разлепляя запекшиеся губы. – Четыре или все-таки пять?
Хибари смотрит на него исподлобья. И Гокудера чувствует себя идиотом, слабаком, сопливым пацаном. Ничего нового, но все еще раздражает.
– Пять, – говорит Хибари и дергает последний провод. Присоска над сердцем отлепляется с громким чмоканьем. Под ней кожа нагревшаяся, алая, слишком чувствительная. Хибари кривится и дотрагивается. Сердце начинает биться быстрее, толкается вверх, прямо в кончики его пальцев.
– Убери. – Вместе с раздражением возвращаются силы. И Гокудера не просит, требует. Почему-то уверен, что если бы хоть раз о чем-нибудь попросил, никогда и ничего больше не получил бы.
– Запрети мне, – Хибари опасно щурится, нажимает сильнее, и Гокудера бьет без замаха, удар получается смазанным, провальным, зато от души. Хибари перехватывает запястье в сантиметре от скулы, улыбка кривит тонкие губы, и Гокудера быстро облизывает свои. – Как ты узнал Облако? – спрашивает он, и презрение в его взгляде сменяется интересом.
– Слезь с меня, – требует Гокудера. Кольца все еще на нем, и он сможет зажечь их. Встать без помощи сейчас не сможет, даже трахнуться нормально, не чувствуя себя жертвой насильника или овощем, – нет, но пламя он зажжет даже при смерти. Хибари это знает. Он встает, и Гокудера тут же сжимает протянутую руку, рывком поднимая себя на ноги.
Когда-нибудь он дойдет до конца. Изведет себя бесконечными тренировками, перегреет к чертям этот навороченный симулятор, взорвется вместе с ним, но дойдет. Если, конечно, они с Хибари не убьют друг друга раньше. Из него такой же ученик, как из Хибари – наставник, и все-таки пять – это гораздо лучше, чем ни одного.
– Оно пахнет тобой.