Название: Сатьяграха
Команда: Cherry band
Тема: мистика\психодел\хоррор
Пейринг/Персонажи: 5YLЗанзас/5YLСквало, разные персонажи
Размер: миди, ~8 тыс. слов
Жанр: мистика, общий
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: все персонажи принадлежат Амано
Саммари: Бывает путь непротивления злу насилием, а бывает — как обычно
Предупреждения: нецензурная лексика, ER, dark!Вонгола
Команда: Cherry band
Тема: мистика\психодел\хоррор
Пейринг/Персонажи: 5YLЗанзас/5YLСквало, разные персонажи
Размер: миди, ~8 тыс. слов
Жанр: мистика, общий
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: все персонажи принадлежат Амано
Саммари: Бывает путь непротивления злу насилием, а бывает — как обычно
Предупреждения: нецензурная лексика, ER, dark!Вонгола
читать дальшеС первого этажа слышно нытье Луссурии. Сквало зарывается под подушку, натягивает поверх одеяло — неловко поворачивается, бок дергает, будто кипятком ошпарило, тут же отдает в спину, — и втыкается макушкой в спинку кровати.
Луссурию все еще слышно — да о чем они треплются? — дышать нечем, бинты давят, и там, где вскрылась рана, становится влажно и липко.
Лучше бы Сквало и дальше дрых.
Или помер.
Девяносто гребаных процентов успеха.
— А ну, заткнулись нахрен! — орет Сквало, выпутавшись из одеял и высунувшись на холод. Голоса на кухне — да где ж, твою мать, им еще собираться-то? — стихают.
Уже день. Светло, глаза режет.
Воздух в комнате стылый. Кожа на руках вся покрывается мурашками, волоски стоят, — надо что-нибудь сделать с выбитым окном, чертов дубак, — Сквало пялится на них, наверное, с добрые полчаса, прежде чем спускает ноги на пол.
Холод жжется, и Сквало поджимает пальцы на ногах. Может, без него тут кто-нибудь Саваду с заморозкой по комнатам запускал?
А, точно, Савада же теперь не Небо.
Солнечная полоса, ползущая по доскам вдоль кровати, — вот зараза — такая же ледяная, как и весь пол. Сквало потягивается, проверяет бинты, оглядывается — и да, надо было сдохнуть вчера.
Выбитое плечо ноет и тянет. Ноет и тянет вообще все — из-за резких движений, из-за того, что Сквало — один большой синяк, как отбитая боксерская груша. Или из-за того, что он все-таки просыпается окончательно и на ходу вываливается из состояния обдолбанного тупняка.
И Луссурию опять слышно. Что у них там за сраная трагедия приключилась?
Забуриться бы обратно под одеяла на неделю-другую.
Но для этого надо или опять накидаться таблеток — которые уже дожрал Бельфегор, поэтому хрен, — или залиться вискарем. Вискарь есть в заначке у Занзаса, а привилегия потрошить ее — только у Сквало.
Распотрошить — и проснуться, вообще проснуться, на следующе утро с дулом в глотке и пятнадцатью секундами на то, чтобы объяснить, какого хуя.
Сквало моргает и переводит взгляд на дверь. К ней по полу ведут разводы застывшего цемента и подсохшей кровавой мазни. С Занзасом бы поговорить — насчет этой самой херотени.
Сквало, кое-как одевшись, хромает от двери к лестнице и медленно спускается. Постоянно стреляет в коленях. Вот же развальня. Сквало чуть не сплевывает себе под ноги — спохватывается только, потому что нечем, во рту так сухо, что разве только еще песок на зубах не скрипит, — и ползет дальше.
Луссурия на кухне уже один: надулся, сжал губы в тонкую ниточку, нахохлился в своем халате и сидит, маникюр делает. Значит, не такая уж и хренова трагедия, раз на это у него время есть.
Утырок.
— Ну чего? — походя спрашивает у него Сквало и машинально пристраивается к холодильнику.
Потом стаскивает с полки рядом бутылку сока и присасывается к горлышку, — холодная, кто оставил без присмотра, тот сам себе придурок, — потому что Луссурии его участие в разговоре все равно не нужно, и так управится за двоих.
Сквало его слушает вполуха.
Чего-то там про миссии — ЦЕДЕФ одурел, Занзас слетел с катушек, Девятый опять мозги парит, что-то настолько ерундовое и привычное, что Сквало даже не обращает внимания и огрызается чисто машинально. Луссурия, конечно, подхватывает — в перерывах между миссиями, постоянно так кто-нибудь собачится, ничего нового, — и они привычно орут друг на друга. И слушают только себя — так, что Сквало нихрена не разбирает, что там несет Луссурия, пока:
— Какие еще, в задницу, отчеты? — вскидывается он, и Луссурия переводит дух, а потом, состроив важную мину, указывает на Сквало концом пилки для ногтей:
— Вот и я о чем.
Сквало, поморщившись, — бинты налипли к боку, уже присохли, не сорвать бы свежую корку, — дотягивается до кофеварки, щелкает пару раз на пробу, включая-выключая, и, проверив хлеб, задвигает в тостер.
— Тебе бы повязки сменить, капитан, — советует Луссурия, поглядывая на Сквало исподлобья. — Вчера совсем труп трупом был, по частям собирать пришлось. А сегодня уже бегаешь. Поберегся бы.
Сквало разминает шею. Не больно-то он и труп: плечо почти отпустило, согрелся, разошелся, можно зажевать чего-нибудь — и нормально.
— Я не против, — тем же тоном продолжает Луссурия. — Куда босс пошлет — туда и пойду, мы всегда за сложные дела брались.
Это точно. Брались — и делали. В лепешку расшибались, — Сквало поводит плечами, и здоровенный кровоподтек, синячина века, растекшийся под лопатками на полспины, отзывается тупой болью, — и расшибали кого-нибудь еще.
— Как босс скажет, так и будет, — повторяет Луссурия, возвращаясь к ногтям, — но посмотри на себя. На Леви, — он указывает краем пилки на дверной проем. — И если после такой работы мы еще должны каждую гильзу от пули списывать и каждый свой шаг загонять на бумагу… По мне, так это на слежку похоже, нет? Не пора ли тогда и камеры развесить?
Сквало кажется, что у него башка плывет.
…да, кто-нибудь еще расшибался-то у них гораздо чаще. В кровавую лепешку, в груду фарша и перемолотых костей, торчащих острыми краями. С ажурной сетью сухожилий, которую ебанат-Бельфегор натянул посреди коридора на первом этаже. Сказал, инсталляция такая.
Вчера вон, только что.
Они вернулись вместе и правда, что по частям: Бельфегору пришлось переть в зубах холодильную камеру со своей оторванной рукой и тащить на себе Сквало — за что ему отдельное спасибо.
Чудом каким-то доползли.
Очень дерьмовым чудом.
— Но пускай бумаги, пускай слежка, мне всегда есть, что показать, — картинно вздыхает Луссурия, но потом приспускает очки на нос и говорит совсем другим, серьезным тоном: — Только лучше бы боссу смотреть в оба глаза, когда ему для нас подсовывают новые контракты.
— Ты его еще задания отбирать поучи!
Тостер тренькает, плюнув вверх дымящимся, чуть пригоревшим по краям хлебом.
— Может, и поучу, — легко произносит Луссурия и отводит взгляд, проверяя ногти на свет. — Мой дорогой Кью вас с того света каждый раз вытаскивать не сможет.
Сквало кусает — и чуть не ломает зубы об корку: холодная и жесткая. Потом встряхивает тостер и переворачивает вверх дном. Да ну что за хрень?
Мерещится ему, что ли?
— Тебе еще повезло, капитан, — Луссурия, расставив пузырьки с лаками, поднимает на него глаза. Сквало это вслух, что ли, сказал? — Пару дней назад мы тут по уши в сугробах сидели. Представляешь, утром просыпаюсь, а на полу — ледяной каток. Подхожу к шкафу, открываю дверцы, а там на верхней полке — наросло, как в морозилке. Два жакета выкинуть пришлось! И все мои боа!
— А, значит в боа дело, — фыркает Сквало, снова повисая на дверце холодильника. — Так Занзасу и передам: обосраться, какие проблемы, у Луссурии полный шкаф и снова нечего надеть!
— Смейся-смейся, капитан, — тот снова надувает щеки. — Но Девятый уже два месяца как из резиденции носу не кажет. И это не разборки с другими семьями, мы трое суток над записями с камер сидели, Фран всю защиту особняка по периметру обошел и проверил.
— Небось, сам Фран опять и подколол, — бормочет себе под нос Сквало. В холодильнике все так же пусто. Жрать нечего.
— Что-то случилось, — настойчиво произносит Луссурия. — Или с нами, или с боссом. Но он ничего не говорит, заперся у себя и никого не подпускает.
Занзас, похоже, совсем одичал, раз даже не спустился и не пнул никого, чтобы заказали доставку. Вот так вернешься домой…
Сквало обрывает себя посреди мысли и оборачивается.
— Скажи еще, что волнуешься.
— Может, и волнуюсь. — Луссурия снова такой страхово-серьезный и снова пялится поверх очков. Взгляд у него острый какой-то, неприятный, Сквало поводит плечами — под лопатками снова болезненно тянет. — А может, нянькой не нанимался работать.
— Вы что, без меня в тут сраную Вонголу превратились? — вскидывается Сквало. Стекла звенят. — Будем теперь бегать друг за другом с подгузниками и сопли подтирать?
— Ты с боссом на короткой ноге, вот и узнай. — Луссурия морщится, трет уши и снова опускает взгляд: — Мое дело — предупредить, а как поступать — сам решай. Дождь к Небу ближе, капитан, это твоя работа.
— Умных развелось!
Луссурия раздраженно вздыхает ему в спину.
— Босс! Какие, нахрен, отчеты?! — орет Сквало прямо из дверей кухни на лестницу в западное крыло.
Чтобы Занзас точно услышал. А не услышал, так проснулся.
С верхних ступеней видно Бельфегорову инсталляцию: белеет на другом конце коридора, цвет чистый, ясный, и солнечный свет из окон отблескивает на ней кристалликами инея. Высохшая сетка сухожилий намекает, что Бельфегор как вчера развесил, так еще и не поднимался даже.
Вот кого бы Луссурия лучше проверил.
По этажу слоняется Леви: бродит от окна к окну, как лунатик. Под плащом он тоже в бинтах — утяжка, потому что ребра переломал, и гипс на одну руку, — а пол-лица закрывает примочкой. То ли обжег, то ли обморозил — Сквало не уверен.
Глаза у Леви мутные и невидящие, но он приветственно поднимает здоровую руку и кивает.
Сквало передергивает.
Опять какая-нибудь долбаная магия-хренагия, и кто-нибудь к ним в особняк просочился мстить Вонголе за поруганную честь и все обидки. А то, что Вонгола на другом конце полуострова сидит, так это никому не интересно.
Все-таки надо еще разок территорию обойти, что бы там Луссурия ни говорил. Уломать Занзаса и вдвоем все проверить.
Сквало пинает дверь — и обычно ему в голову за это сразу прилетает чем-нибудь тяжелым, что там у Занзаса под рукой, но не теперь. Потому что Занзас злой, трезвый и очень занят: навис над столом, с горами гребаных папок, исписанных бумажек и каких-то фотографий.
Сквало косится на них краем глаза, а потом смотрит на Занзаса.
А тот этот хлам и правда читает. Ну охренеть совсем.
— Нет, мусор, ни в какую Вонголу здесь никто не превратился, — медленно произносит Занзас, и у Сквало по позвоночнику проносится нехороший такой холодок.
Гребаный Савада. Здесь где-то точно ныкается гребаный Савада со своими варежками, потому что с пламенем Занзаса так не бывает.
Подоконники блядской наледью не обрастают.
Сквало пробирается к столу мимо обломков кресла и каких-то тряпок, спотыкается пару раз об коробки с отпечатанным гербом Вонголы на обертке, нарочно задевает ящики с патронами, — а Занзас на него смотрит так, будто прибил бы прямо сейчас, да сил нет.
Занзас — вымотавшийся, потухший, небритый и бледный. Со своей драной рожей под цвет ободранных обоев.
Сквало моргает пару раз и трет глаза.
Непривычно бледный.
— Траванули тебя, что ли? — спрашивает он. — Не с той ноги встал? Сожрали любимый йогурт? Вискарь кончился? Или это какой-нибудь, как там Фран любит гнать… — И цокает языком. — Личностный кризис?
— В задницу себе эту хрень засунь, — огрызается Занзас, снова утыкаясь в бумажки, и вот это уже лучше. Хоть что-то.
— Девятый затрахал, да? — снова спрашивает Сквало, усаживаясь на край стола и скрещивая руки на груди. — Это он тут со своим пламенем нахреначил?
— Задницу сдвинь, я читаю, — бурчит Занзас в ответ.
На лбу у него залегает складка, и распечатанные фотографии в руках — с задания Леви, где он за каким-то хреном догеройствовался до того, что валялся в койке с проткнутым легким и окривел на полрожи.
Сквало с Бельфегором торчали на другом конце света, когда того в полусобранном состоянии выписывали из больницы и везли в особняк. Но в радиомолчание они тогда еще не ушли, и проораться с Занзасом время было.
Он тогда таким отмороженным не казался.
Или казался?
— Луссурия пожаловался, что ты всех дрючишь с этими бумажками, — на пробу начинает Сквало.
— Не глухой, вас даже через пролив слышно было.
Край стола белеет тонкой корочкой инея. Но Занзасу на нее, похоже, похрен. И на Сквало похрен. И на всех. Вперился в мудацкий листок — и как нет его тут вообще.
— Что с тобой такое? Девятый тебя опять обещал заморозить, что ли? — вскидывается Сквало, спихивая со стола папки с вензелем ЦЕДЕФ. — Что за хрень?
Следом летят вонгольские отчеты и два увесистых конверта, исписанные почерком Савады Иемицу.
— Мусор, ты совсем ебу дал? — шипит ему в лицо Занзас, сразу оказываясь лицом к лицу.
И что-то теплится, ненадолго вспыхивает, будто к нему это все возвращается: цвет, жизнь, краски. Огонь. Короткий проблеск — в кабинете аж жарко становится, весь стаявший лед собирается в лужицы, — и снова все. Как не было ничего.
Сквало тошнит.
— Может, от меня тоже отчет надо? А хрен ли, сам смотри, прямо так покажу! Можешь фоткать! — Он дергает край рубашки вверх — там все, что не под бинтами, должно быть тошнотно зелено-желтое, опухшее, в подтеках и ссадинах. — Или тебе стежки показать? Ты теперь на это дрочишь? Меня Луссурия всю ночь вчера шил! А Бельфегора видел? Он…
— Знаю, видел, — обрывает его Занзас и смотрит со своей этой невыносимо тяжелой, тусклой злостью.
— Да хрена с два, что ты там видел! — Сквало всплескивает руками. — Занзас, где там были девяносто процентов? Это даже не засада была, ты нас сразу в какую-то сраную мясорубку заслал! Весь район оцеплен, в каждой дырке по стволу торчало! Да мы еле вытащили этих цивилов, которым Вонгола что-то там обещала! И бомба, Занзас, блядская бомба! В последний, твою мать момент!..
Сквало набирает воздуха побольше, но Занзас успевает вклиниться:
— Ну, дальше что? Башку не оторвали? Не оторвали. Оба вернулись? Оба. Тебе что не нравится? В первый раз по морде на задании получил и навалил в штаны от страха? Все, вас теперь только против мусора вроде Томасо можно отправлять?
И грохает по столу кулаком так, что Сквало отскакивает в сторону, отшатываясь.
— Ты нас так угробить хотел, что ли? Нашел бы способ попроще, а? Или это все-таки Девятый? Он тебя с контрактом наебал?
Который раз подряд, ага.
Глаза Леви, затянутые белесой пленкой слепоты, Сквало теперь сниться будут.
Занзас тяжело дышит через нос, как загнанный зверь, — желваки на лице ходят, — и смотрит прямо перед собой.
— Нахуй пошел, — рычит он.
И даже до сих пор не выстрелил. Затрещину не отвесил. Не наорал толком.
Да они должны были раз тридцать как передраться в смерть, и срал бы Занзас на то, что там от Сквало осталось после миссии. Передраться — и потом потрахаться, чтобы помириться нормально, до следующего раза.
— А пошел-ка ты сам!
Сквало чувствует, как от стола тянет к нему сонным, прохладным оцепенением. От Занзаса тянет.
Оно снимает боль. Вообще все вырубает, и остается только спокойная ясность: им не о чем ругаться, пора вернуться к себе, все в порядке, так и должно быть, так теперь и будет, нужно ждать новых приказов от Вонголы и ЦЕДЕФ.
Сквало встряхивается, с трудом сгоняя почти наркотически приятную дурь, и отступает к двери.
Изо рта вырывается облачко пара, и он вскидывает глаза.
Кабинет белый: весь в ледяной корке, то ли гребаная палата в дурке, только стены жесткие, то ли холодильник для перевозки коровьих туш. Рассохшийся паркет в обмерзлых прожилках. Стекло за инеем совсем непрозрачное, — а там ведь лето, гребаное жаркое лето снаружи, там зелень и тепло.
А здесь — блядский холод.
Сквало сжимает кулаки.
Занзаса нужно вытаскивать.
Но этот же самый Занзас с молчаливым бешенством переворачивает стол, и все, что там было — все отчеты по миссиям и наблюдения за Савадой, целые полгода никчемного существования в университете, куда он там поступил, горы фоток и писанины, какие-то графики и вся эта пурга, — летят в воду.
Потому что все снова тает.
Сквало, пнув походя ближайший ящик с пометкой «жесть как опасное содержимое» хватает Занзаса за плечо — горячее, наконец-то горячее, так и ошпариться можно, — и вытаскивает за собой в коридор. А потом захлопывает дверь и подпирает плечом — вдруг за ними следом оттуда полезет какая-нибудь тварь, которая все это делает.
Вдруг это что-нибудь в тех ящиках. Или в посылках. Что там Луссурия гнал? Нужно еще раз вытащить сюда Франа. И Девятого. И всю Вонголу.
— Ты идиот, — непривычно спокойно говорит Занзас и приваливается к стене рядом с дверью. Тяжело, устало. С закрытыми глазами. — Нет там ничего.
— Да щас!
За дверью коротко грохает, звенит стекло, — хорошо рвануло, дверь даже теплеет с этой стороны, — и из щелей тянет дымом, уже клубится по полу.
— Ты мне сейчас охуеть как жизнь усложнил, мусор, — тем же тоном говорит Занзас и, оттеснив Сквало, открывает дверь и ныряет в дым.
Закрыв лицо рукавом, Сквало лезет следом.
— Срать я хотел на эти бумажки! Ты себя со стороны-то хоть видел? — снова пробует он. Из-за тряпки у рта голос звучит глухо, и горький привкус уже льется в горло, першит. — Или нас! Два месяца, блядь, не было — и как в сраное зазеркалье попал! Все ебанулись!
Смутная в дыму фигура Занзаса — ходит по раздолбанному кабинету, переворачивает горящие обломки, под его ногами шуршит бумажный пепел, — только средний палец ему показывает.
— Да тебе крышу рвет, не видишь, что ли? — закашлявшись, сипит Сквало.
Занзас наконец оборачивается — с этим мудоблядским прищуром и каменной мордой, которую Сквало пару раз видел у Савады в Прорыве точки нуля и один раз у Девятого.
Аккурат после того, как тот Занзаса и заморозил.
— Вижу, — ровно повторяет Занзас и спокойно-спокойно, еще мертвее, чем раньше, добавляет: — И это не крыша. У меня пламя дохнет, Сквало.
Сквало сглатывает — в горле стоит ком, и не от того, что он тут дыма надышался, давно уже все в окно вытянуло, — и оборачивается, чтобы прикрыть за ними дверь. Выглядывает на всякий случай в коридор — никого, — и плотно закрывает.
И только потом переспрашивает:
— Чего? — собственный голос звучит незнакомо, слабо и тускло, так же мертво, как и у Занзаса. — Так не бывает. Это же гребаное пламя Вонголы, босс, ты что!
Тот не возражает. Только пинает выпотрошенный взрывом ящик стола, и в воздух поднимается туча пепельной пыли, а вместе с ней ворох гребаных снежинок.
И так тихо.
— Почему ты никому не сказал? — наконец спрашивает Сквало.
— А кому я еще, по-твоему, скажу? — бросает Занзас через плечо.
Злости в его голосе нет, и, оказывается, вот так угасает Ярость: пламя тухнет само и вытягивает тепло за собой. Вот во что оно превращается.
Нет, так нельзя.
— И как ты себе это представляешь? — продолжает Занзас. — С добрым, блядь, утром, дорогая Вария, валите нахуй, игры в мафию кончились?
— Но так ведь не бывает, — повторяет Сквало и, зажмурившись ненадолго, коротко мотает головой. Будто это поможет из башки вытрясти. — Если бы у тебя началась хрень с пламенем, мы бы это поняли! Нас бы тоже скрутило! — Спина у Занзаса становится прямая-прямая, как палку проглотил, и напряженная. — Мы бы не вернулись!
И особняк не засыпало бы снегом в июле, когда снаружи все плавится в мареве. И синяки на теле Сквало не заживали бы от одного этого страшного холодка, наледью нарастающего поверх всего, что он помнит.
И Занзас оставался бы Занзасом. Яростью.
— Да завали уже, — коротко произносит тот — словно отмахивается, не собираясь слушать. Словно пощечину отвешивает.
Его точно надо отсюда спасать. Пока опять не началась эта ледяная хрень. Надо что-то делать. Поэтому Сквало решается:
— Нет, это ты завали! — Потом поднимается, быстро запускает руку в черные головни, оставшиеся от стола, и, наугад пошарив, достает папку — почти целехонькую, только с парой подпалин. — Держи. — Он перебрасывает папку Занзасу. — Поехали. По дороге прочтешь и скажешь, куда и за каким хреном.
Занзас ее даже не открывает — он смотрит на Сквало: по-детски открыто и удивленно, даже лицо проясняется, и от этого взгляда становится не по себе. Становится слишком тесно, — в здоровых, целехоньких ребрах, в кабинете, во всем-целом особняке — и Сквало чувствует себя огромным, как то самое Небо.
Занзас кривит губы в ухмылке.
— Да, знаю, что охуел! — Сквало наощупь шарит за спиной в поисках дверной ручки. Лицо и шея горят. — Но мы валим отсюда и прямо сейчас. Давай к машинам. Как раньше, помнишь? На спор, вдвоем, без подготовки. Или зассал?
— Я ж тебе даже возразил не успел, — фыркнув, говорит Занзас и выуживает откуда-то из свалки горелого хлама свои пистолеты. — Значит, ты теперь босс? Ну давай, командуй.
— В задницу себе этого «босса» засунь. Идем. — Сквало отворачивается. — Ты тут плесенью покрываешься, вот и херь в голове копится. Все с твоим пламенем в порядке. Я докажу.
Он в Занзаса это гребаное пламя обратно вобьет, если понадобится. С кремнем вокруг бегать будет и костер раздувать.
Только бы все было нормально.
Сквало пропускает Занзаса вперед и задерживается у дверей, еще раз оглядывая пепелище, а потом снова замечает Леви в конце коридора. И тот ему одобрительно кивает: молодец, мол, сам бы так сделал, и показывает большой палец.
Леви с зарубцевавшимся шрамом-подпалиной на пол-лица, уже без гипса, и зрячий.
Прошло едва ли больше получаса, и если это Луссурия со своим павлином так расстарался, то Сквало прямо сейчас свой меч сожрет и еще добавки попросит.
Потому что вот так — точно не бывает.
* * *
Что бы там ни творилось с пламенем, со всем остальным у Занзаса полный порядок: зачистку они начинают с разных сторон, навстречу друг другу, и Сквало со своей половиной этажа проигрывает почти всухую. Почти не поддаваясь.
— У тебя пистолеты и форма, — ворчит он, обтирая лезвие от крови, и делая вид, что обижен.
Белые стены с грязной сине-зеленой полосой, растрескавшийся кафель под ногами, и гребаные лампы под потолком качаются — давно не играли в крипоту, Сквало уже успел соскучиться.
— Все оправдываешь, мусор. — Занзас дергает уголком губ и на ходу проверяет обойму. У него на шее позвякивает тонкая серебряная цепочка, краем ныряющая в нагрудный карман, и Сквало этот звон бесит, по-хорошему, привычно, как и все подколки.. — Если так ты теперь работаешь, то вы с Бельфегором и правда блядским чудом выжили.
Мысли читает, сволочь. Точно ведь чудом. И они тогда тоже слишком хорошо начали — на такие штуки с подставами у Сквало уже чутье.
— Давай-давай! Вали вперед, будет тебе фора, раз так хочешь, — фыркает ему в спину Занзас, и Сквало самую малость попускает. Все-таки не зря его вытащил, хоть что-то хорошее из этого выйдет. — У тебя пять минут, пока я тут курю.
— Да заткнись ты, — выдыхает он, соскальзывая по ступенькам вниз.
Мертвой могильной жутью от Занзаса тоже больше не тянет — и всю дорогу не тянуло, пока они, сменяясь за рулем, копались в подшивках к заданию. Лаборатории, заброшенное здание, какие-то очередные исследования — и если Джотто в свое время с кольцами и магической хренью был первопроходцем, то теперь волшебная мафия почти мейнстрим, каждому хочется урвать своей семье кусочек.
Сквало пинком распахивает двери, проверяя, есть ли живые.
И пускай себе играются, да только главное, чтобы руки не из задницы были. Иначе — высохшие мумии в белых халатах и маск-очках, стерильные гермокостюмы, разбухшие и надувшиеся изнутри от крови, но гнущиеся так легко, будто кости внутри растворились. Погроханные пробирки и стеклянные шкафы. Иногда в лабораторных помещениях даже попадаются детали, — Голу Моску нового тут собирали, что ли? — а иногда все вычищено и вылизано до блеска. Правда, все равно не похоже, как если бы кто-нибудь слил информацию о зачистке, и все крысы побежали бы отсюда, спешно подгребая самое ценное.
Франа сюда нужно — он бы разобрался.
На верхних этажах делать нечего — еще пара лестничных пролетов вниз и, либо в подвале ждет что-нибудь интересное, либо миссия рассчитана не на них. Только Занзасу настолько явно лучше — вне стен особняка, без сраной ледяной глыбы за плечами, дышится свободно, разгорается ярче, — что Сквало ловит себя на том, как начинает подтормаживать. Нарочно.
Он эту папку с заданием на зачистку — с острыми пиками росчерка Савады Иемицу, с припиской «срочно» — наугад тащил, но они там все такие: со штампами «особой важности», с истерическим «кто еще, если не вы».
И Занзас до сих пор не использует пламя. Не то чтобы им вообще приходится особо чесаться: второй этаж на себя целиком берет Сквало, даже не запыхавшись, а охрана на первом с упорством висельников сама лезет под пули, — но это немного странно.
Что он даже не пытается.
На первом этаже они останавливаются у раздолбанного кофейного автомата, и Сквало, забросив внутрь пару монеток, ждет свой пластиковый стаканчик.
Стойка ресепшена, пульт охраны, опрокинутые гостевые кресла, осколки непрозрачной стеклянной перегородки, отделяющей переговорную — все покрыто тонким, нетронутым слоем пыли.
Как если бы те, кто пас верхние этажи, сюда ни разу не спускались.
Сквало поворачивается к Занзасу, надеясь встретиться с ним взглядами, — и убедиться, что не он один тут нихрена не понимает, — но Занзас стоит, прикрыв глаза и наклонив голову набок, будто вслушивается. Делает пару шагов навстречу к заваленному лестничному пролету в подвал и снова останавливается.
Сквало, как ни напрягается, ничего кроме звона гребаной цепочки у того на шее не слышит.
Не задание, а просто какая-то дерьмовая пародия на одну из их ранних свиданок. Сквало раньше считал, что так — круто: под свист пуль, адреналин в крови, потом припереть к стенке и жадно, до одури и мути в глазах целоваться, пока губы не заболят и вся одежда насквозь не пропитается кровью. И отрубленную голову надоедливого босса какой-нибудь мелкой подзадолбавшей мафиозной семьи дарить на Рождество. Бельфегор, вон, все еще так считает — он же явно не просто так развесил свою инсталляцию в коридоре сушиться.
Теперь не круто, потому что задания прут чередой без перерыва, и в глазах мутно уже совсем не от боевой горячки.
— Жди здесь, — вдруг говорит ему Занзас, срываясь к лифту. И когда Сквало все равно машинально поднимается с корточек и делает шаг следом, рявкает: — Кому сказал, жди! Даже не думай за мной лезть!
Он достает край цепочки из кармана, прикладывая к чему-то и бьет основанием рукоятки пистолета по приборной панели в кабине лифта — самые нижние, успевает заметить Сквало, подвальные этажи, — прежде чем пропадает за створками.
Разбитый кофейный автомат льет кровавую кипящую жижу мимо стаканчика. Сквало машинально отслеживает засохший подтек, ведущий в задней стенке — наверняка нашелся кто-то очень затейливый. И кто-нибудь еще, кому не повезло оказаться втиснутым.
Зря только мелочь потратили.
Занзас что-то почуял там, внизу. Но ничего объяснять не стал, сам полез вперед. Ну что за хрень.
Сквало останавливается у лифта и нажимает кнопку вызова — пластик крошится под пальцами, как игрушечный. Толстые, рельефные наощупь обломки морозят пальцы даже сквозь перчатки. Насквозь промерзли. И пучок проводов, уходящий от кнопки в стену — белый, осыпается от одного прикосновения.
Сквало колотит по останкам механического нутра изо всех сил. Пинает двери в шахту лифта, пытается поддеть мечом и раздвинуть, но лезвие скрипит и соскальзывает с наледи, даже внутрь между створок не продавить.
— Занзас, еб твою мать! — ревет он в закрытую шахту.
И уносится к лестнице, к завалу из плит и песочной насыпи, утрамбованной в щели так хорошо и удачно, как можно сделать только нарочно.
Сквало пытается разгребать руками. Пробует раскопать мечом — гребаный Занзас, нашел же, куда заныкаться. Сквало его своими руками удавит, если обломает лезвие об края бетонных балок.
Потом снова возвращается к лифту, почти бегом. Мечется из стороны в сторону, не зная, как подступиться.
Пыль, скрипящая под подошвами, осела и спрессовалась так плотно, что в воздух больше не поднимается. Сквало наклоняется, чтобы провести ладонью — и след на перчатке остается грязно-белый, вперемешку с кристалликами инея.
С Занзасом там опять что-то не ладное. И ведь нарочно туда поперся один, они тут и правда в какую-то сраную Вонголу превращаются. Один, блядь, за всех, — еще пойдет и сдохнет. Занзас и так упертый, как баран, но если его еще этой ледяной дрянью накрыло, как Саваду…
Все, хватит, здесь нужен Ало. И Дождь. Набегались, блядь.
Сквало счищает кончиком меча стык между плитками в полу посреди приемной и медленно набирает воздуха в грудь.
А потом пол под ним проседает и обваливается вместе со всем этажом. Где-то внизу перекрытия проламываются еще раз. Там должны быть пустоты, хорошо укрепленные стены и опоры, которые выдержат даже прямой обстрел из ракетницы. Но Сквало вдаривает в полную силу, и хрена с два против него что-нибудь выстоит.
Все ненадолго опрокидывается, верх и низ несколько раз меняются местами. Сквало заваливается набок и обдирает куртку на плече, скатываясь по наклонной плите. По затылку дробит бетонным крошевом, а еще он, похоже сломал пальцы на здоровой руке.
Вдоль стены мигает полоса аварийных ламп: свет от них тускло-красный, слабый, его далеко не хватает.
Сквало, пошатываясь, поднимается и остается там, где стоит. Пар от дыхания густой, стынет прямо в воздухе перед ним. Кончики пальцев мгновенно деревенеют.
Это, наверное, должна быть какая-то очень секретная тренировочная площадка или подземный полигон: огромный, с потолками, теряющимися в темноте, упрятанный от всего мира и экранированный от всего на свете. Из тех, где они тренировались с кольцами и коробочками, когда учились контролировать силу. И из тех, где наверняка так же тренировалась Вонгола.
Потому что полигон-то — Вонголы. И вырезанные в металле гербы — тоже. И их же гребаная выставка гребаных ледяных фигур.
Вот Занзас-то, наверное, обрадовался, когда сюда спустился.
Или нет.
Сквало останавливается рядом с одной из глыб, припорошенных снегом, и проводит по ней рукой. Лед чистый, прозрачный, красный в свете аварийных ламп и морозит кожу даже сквозь слой ткани. А еще он — свежий, ни трещинки, только что намороженный. Там, в толще, кто-то из охраны лаборатории — или из подопытных — кто-то, сидевший здесь, отрезанный от выхода. Ждавший, пока найдутся идиоты, готовые спуститься.
А у них ведь, получается, на лифтах стоит какая-то система допуска — мудреная, завязанная на той штуке, которую Занзас прихватил с собой.
Идиот-то нужен был непростой.
Сквало стискивает зубы.
И этот особый идиот к хренам тут все переморозил так, как Саваде с его варежками даже и не снилось.
Сквало замечает вспышку — ловит самым краешком глаз где-то на другом конце полигона, такую слабую, что она даже толком не успевает просветить сквозь лед. И бросается в ту сторону, наугад петляя в лабиринте замерзших фигур.
От холода немеют лицо и руки, и когда все кончится — а эта дрянь кончится обязательно, — Сквало как следует поговорит с Занзасом. С него должок. За все. И за страшилки с гаснущим пламенем — тоже, потому что ни хрена-то оно у Занзаса не дохнет. Оно теперь просто как у сраных Савады с Джотто.
На новой вспышке — такая же беззвучная и ослепительная, но на этот раз достаточно сильная, чтобы рассыпаться фейерверком отблесков по льду, — Сквало запрокидывает голову и просто смотрит.
На Прорыв точки нуля.
Совсем близко. Там, впереди, открытая площадка посреди застывших стеклянно прозрачных волн.
Сквало поскальзывается на бегу, воздух режет легкие, но он уже чувствует тот самый гребаный холодок, и тот заживляет еще лучше и быстрее, чем Луссурия и с павлином. Пламя теперь бет в полную силу, и выбитые суставы на руке Сквало с щелчком встают на место. Переломанные кости тянутся друг к другу, сращиваясь, затягивается ободранное плечо, и все происходит слишком быстро, больно.
Но Сквало уж как-нибудь переживет.
Впереди мечутся тени. Он узнает эту пляску, уродливо вспухшие фигуры — мясо, здесь заготавливали пушечное мясо, но для чего? новые Миллефиоре внутри Вонголы? — и поддельное пламя.
Значит, не только мясо, но и кольца. Многовато Савада рассказал о будущем.
Аварийного освещения не хватает, и продавленные, растрескавшиеся глыбы посреди полигона освещают только постоянные ледяные вспышки. Арена.
Глазам трудно подстроиться к мерцанию, то темнота, то все становится ослепительно белым. Но чем ближе Сквало, тем яснее видит, что к Занзасу подступаются даже не какие-то хитрые клоны.
У них нет лиц. Только такие же цепочки на шее и кругляши колец.
— Занзас! Это пугала! — орет Сквало, но тот не слышит. — Стой, твою мать!
Тот, конечно, не слышит. Не то чтобы Сквало так надеялся. Он с размаху впечатывается в один из болванчиков — в того, который прикидывается Дождем, — и рубит, не глядя. Болванчик даже не сопротивляется, верхняя половина стекает по ровному срезу, сдуваясь. Искрит перерубленная проводка. Все-таки пародия на Голу Моску.
Туман и технологии, просто отлично.
— Занзас, тебя дурят!
И как-то очень по-глупому: его атакует только один, самый яркий, огненная кукла с полыхающими желтым руками. Остальные просто кружат и выдерживают расстояние, чтобы не попасть под удар.
Сквало они будто бы и не замечают — даже когда он сносит их безликие мешки вместо голов. Те, что еще могут двигаться, просто снова возвращаются в строй. Сквало остервенело рубит их на куски, так, чтобы подергивающиеся механические руки никуда не уползли — и как же много этого дерьмища.
Вспышки-темнота-снова вспышки. Гирлянда белого света кругами расходится в стороны, отражая саму себя.
Их ведь не просто много, — Сквало заносит меч, дорубая еще одного, и оглядывается, — их тут по двое. Для каждого пламени. И где-то в дымящихся и искрящих обломках должен быть второй Дождь. Не-Ямамото Такеши.
Кукла с оранжевым огнем в руках — та, которую Занзас раньше уделал бы, не напрягаясь, одними пистолетами, да просто голыми руками, безо всякого пламени, — вбивает Занзаса в плиты.
И Сквало точно когда-то уже видел такой бой — просто с обратным раскладом.
Это Саваду так вколачивали в землю и бетон. Это Занзас был его тренировочной куклой, которой гребаная маленькая соска позволила прокачать об себя Десятого Босса.
И это Занзаса сейчас прокачивают. В блядского Вонголу.
Сквало ржет — до слез — и никак не может остановиться.
Новый никчемный, блядь, Цуна.
Лед втягивает в себя все звуки, и Сквало себя не слышит. Не слышно и треска плит, по которым гребаная оранжевая кукла снова и снова размазывает Занзаса. Наверное, пока он не перестанет вставать. Или пока не научится какому-нибудь совсем новому трюку. Или пока окончательно не загасит пламя Ярости об лед.
Или пока не сдохнет.
Сквало чувствует, что задыхается, и наконец обрывает смех. Случайно вывихнутая лодыжка — он тут скачет по льду с этими болванчиками, как какой-то придурок, а это даже и не нужно было никому, — уже не болит, и холодное, отстраненно-приветливое пламя лижет ступни сквозь подошвы.
Мудоебаная магия дружбы Вонголы.
У Занзаса руки обморожены по локоть, и кожа слезает, но гребаное Небо его не лечит. Наверное, все еще не подходит под охренительные стандарты. Все еще недостаточно никчемен для босса.
И если так, то в жопу все, оно того не стоит. Никакая сила не стоит того, чтобы Занзас перестал быть собой. Пусть потом бесится, пусть что угодно делает. Но сейчас — в жопу.
Сквало смахивает со лба налипшую челку и становится в низкую стойку, отводя меч. Места для разбега ему хватит, и даже будет от чего оттолкнуться, чтобы прыгнуть.
Главное — не попасть по Занзасу. Не попасть под удар Занзаса. И ох как же тот взбесится, когда мозги встанут на место, и он поймет, что Сквало влез в его бой.
Уже скоро.
Тишина и мерцание ему только на руку.
Сквало прищуривается и задерживает дыхание — прямо сейчас! — и рубит наотмашь: меч идет вниз-вверх-в-сторону, а потом снова. Кукла еще висит над Занзасом, и Сквало зависает из-за поля притяжения искусственного пламени.
Он полностью открыт для удара снизу. И, по-хорошему, Занзас сейчас должен вдарить изо всех сил — не важно, будь он собой, или Нео-Десятым, который завершает симуляцию боя-пробуждения-пламени.
Должен.
Но Сквало валится на него, вышибая воздух, и Занзас только глухо хрипит и отплевывается кровью. И, кажется, что-то там бормочет. Нашел время. Заткнулся бы уже, гребаный босс. Возможно, Сквало произносит это вслух, когда откатывается в сторону, на плиты. Потому что тот фыркает и пихает его локтем в бок.
— Чего ты там бормочешь? — спрашивает Сквало и выбрасывает руку в сторону. Нащупав горло Занзаса, дергает цепочку на себя. — Говори громче, мне уши заложило. А это, — он задерживает руку с подвешенным на цепочку кольцом Неба Вонголы у Занзаса над лицом, — теперь мое, и обратно не получишь, понял? И даже не проси.
— Не забывайся, мусор, — скалится в темноту Занзас, и темнота оттаивает вместе с ним. Больше не сглатывает все звуки и их сиплое, на двоих, дыхание — тоже. — Сдалась мне эта хуета.
— Так чего ж ты за нее так держался-то?
— Чтобы у тебя был повод патлы свои обкорнать.
— Да, блядь, Занзас! Я серьезно!
И эхо от них к потолку теперь идет просто охренительное. Занзас снова что-то выдыхает себе под нос, но тихо и слабо, и Сквало, привстав, его тормошит.
— Эй, не спи. Босс, не вырубайся, нам еще обратно тащиться, помнишь? Босс. Занзас! Да чтоб тебя, думаешь, отделаешься так просто? Сам не пойдешь, поволоку! — Сквало тянет его за руку, пытается усадить, и руки скользкие от крови. — Не вздумай мне сейчас откинуться.
Тот в ответ отхаркивает какие-то сгустки, Сквало едва различает в темноте само движение, и вот это страшно. Теперь ему страшно по-настоящему, безо всей этой дурацкой наигранной крипоты, которую Вария рубит на миссиях, даже не задумываясь.
Ну нет. Не сейчас. Не теперь, Сквало тут не для того упахивался.
— Я ж предупредил, — пыхтит он, перекидывая руку Занзаса через плечо, и поднимая его на ноги.
— И еще меня спрашиваешь, мусор.
— Чего опять? — И Занзас только хмыкает. — Нет, погоди, не затыкайся, говори со мной, ну!
Лед под ногами совсем не скользкий, тут скоро гребаное сошествие ледников будет, глобальное потепление. Нужно убираться, пока не затопило, но Занзас едва-едва ноги переставляет.
— Спрашиваешь, нахуя кольцо Неба сдалось, — с усилием продолжает он, и ребра ходуном ходят, Сквало чувствует. Слышит биение сердца — быстрое, лихорадочное, как языки настоящего, обжигающего пламени.
— Я тебя слушаю, босс, весь внимание, лови момент. Даже прерывать не буду. Только говори.
— Вот и захлопнись, а? — выдыхает ему в ухо Занзас. — Тебя же точно такого же притащили. Уделанный в кровь кусок мяса. Даже не дышал. А Луссурия трупаки не подымает, сам знаешь.
Сквало даже не спотыкается. Ему не до того, потом будет думать, сейчас главное — Занзаса дотащить. Куда-нибудь, куда угодно, но подальше отсюда. Вон аварийные огни, значит, одна из стен близко.
А там, может, шахта лифта уже отмерзнет.
— Нихрена не помню такого.
— Конечно, не помнишь. — Занзас смеется, и Сквало совсем не нравится его булькающее эхо. — Знаешь, что такое Небо Вонголы, а? Это когда тебе известно все, что будет. Заранее. И если сильно захочешь, можешь кое-что переломать под себя, — он снова сплевывает и отрывисто заканчивает: — Мудак-Джотто все предусмотрел. С этой своей ебучей. Предопределенностью.
Сквало поудобнее перехватывает его руку и сжимает за плечи, потому что Занзаса мелко трясет.
— У тебя лихорадка начинается. Не вырубайся, слышишь?
— Тебя дохлым притащили, мусор, — бормочет тот. — Потому что Джотто поставил защиту. И мне пришлось переломать.
Сквало щурится и замечает, как впереди по обломкам плит шарят узкие полоски света. Белые. Поисковая группа?
— Девятый явился, — дерьмовое клокотание за голосом Занзаса слышится все громче. — Мы им тут все игрушки попортили. Знаешь, почему? Небо. Как только Савада встал в позу и отказался от кольца, включилась эта штука.
Сердце — его ли, Занзаса ли, — бьется так сильно, что стучит у Сквало в ушах.
Все-таки Савада. Тот, что Цуна и далеко.
А тот, что Иемицу и близко — Сквало еще не может толком разглядеть, но очень надеется, что рожа у него виноватая, — спускается к ним на тросе с медпакетом. Над ним вспыхивает бледное пятно света, и следом змеятся другие тросы.
Проснулись, ну надо же. Как вовремя.
— Джотто. Пиздец как заботился о мире во всем мире, — непоследовательно произносит Занзас, вздыхает как-то по-особенному, а потом затихает.
Сквало прижимает его к себе крепче и упрямо тащит вперед.
— Я им от тебя въебу как следует, обещаю, — бормочет он Занзасу в висок, — только не вырубайся. Можешь потом по мне палить, сколько хочешь, но терпи. Терпи, понял? И не из такой жопы выбирались.
Лоб у Занзаса горячий, мокрый от испарины, и Сквало прижимается к нему своим.
* * *
— Ты и правда угнал самолет? — спрашивает его Савада, нервно теребя в руках лямку. На пары ходит все с той же старой школьной сумкой. Шмотки потертые, тоже старые, Сквало эти дурацкие футболки помнит все, как одну.
Сквало жмурится на солнце, а потом снова смотрит на Саваду. Пришить бы гаденыша, но они в парке при университете, вокруг полно народу, а на массовую резню Сквало согласен только в одном случае: если тот упрется и наотрез откажется.
— Личный самолет твоей Вонголы, — сквозь зубы цедит Сквало. — Ну?
— Сквало, — вздыхает Савада, отводя взгляд. Такой же мелкий и щуплый, и лицо совсем детское, но глаза-то у него — Неба, и вот тут Сквало не проведешь. — Я все понимаю. Но потому и отказался — это очень тяжело.
— Кому ты рассказываешь, ушлепок.
Савада вздыхает, сжимает губы в тонкую линию и снова вскидывает голову.
— Мне очень жаль, что Занзас со всем этим столкнулся. Я не знал, честно. Даже не подумал, что папа и дедушка Тимотео так поступят. — Он сутулит спину и втягивает голову в плечи. — Наверное, ему было очень тяжело, раз…
— Савада, захлопнись, — требует Сквало, и тот послушно затыкается, только губы сжимает в тонкую бескровную ниточку.
— Занзас меня сам убьет, когда узнает, что я к тебе сюда потащился. Но до этого. — Сквало наступает на него, всего пара шагов навстречу, а Савада уже морщится и переминается с ноги на ногу. — До этого, Савада, оглядись как следует по сторонам и запомни всех этих людей. Сколько тут, снаружи? Сотня? Две? Подумай еще о тех, кто внутри.
Савада хмурит брови — глаза мечутся, пытается встретиться взглядом со Сквало, — и беззвучно шевелит губами. Мелкий, до сих пор даже до плеча макушкой не достает. И до того, что ему сейчас говорят, похоже, — тоже.
— Они все будут на твоей совести, понимаешь? — продолжает Сквало. — Еще до того, как с разных концов Японии съедутся твои Хранители, прежде чем твой папаша отряд из ЦЕДЕФ пригонит или появятся регуляторы, да даже раньше, чем полиция сюда доберется, я тут уже кишки на ветках развешивать начну. — Савада зеленеет, но взгляда не отводит. Еще один упертый выискался. — Знаешь, как это называется? Ответственность за чужие жизни, Савада.
— И ты пойми, пожалуйста, что угрозы ничего не решат! — А голос у того не переломался, все еще по-детски звонкий — и по-вонгольски убедительный.
Но ебал Сквало эту Вонголу.
Он вздергивает Саваду за отвороты куртки и приближает его лицо к своему.
— Тогда, блядь, возьми себя за яйца и будь мужиком. Пожил среди цивилов? Все, хватит. Принимай уже ответственность, Савада. Ты теперь совсем большой мусор, прекращай в штаны ссаться. — Сквало все еще держит его на весу и на всякий случай поднимает повыше. Швы на куртке трещат. — Каникулы кончились, пора обратно в семью.
— Так ты это сам, да? Из-за Занзаса?
У Савады на роже, — даром что он в воздухе болтается, как сопля, — та особая понимающая улыбка, от которой Сквало уже воротит. Успел насмотреться и у Девятого, и у Иемицу. Все свой нос суют, куда не надо.
— Из-за того, что он тебе жизнь спас? — снова спрашивает Савада.
Сквало фыркает
Такой большой мусор, а мозги до сих пор как у цыпленка.
— Вырастешь — поймешь, Савада.
— Отпусти меня, Сквало, — твердо произносит тот.
— Это ты своим Хранителям указывать будешь, у меня Небо — другое.
— Технически, если я снова стану Десятым, то смогу отдавать Занзасу приказы, — тем же тоном говорит Савада. — А, значит, и тебе.
— Вот сначала стань, тогда и посмотрим.
Сквало разжимает руки — Савада приземляется аккуратно, не на задницу плюхается, и то ладно, будущий босс же, — и достает из внутреннего кармана цепочку с кольцом. Потом протягивает на раскрытой ладони.
— Я тебя силком потащу, если придется, но кольцо возьмешь сейчас сам. По своей воле.
Савада перед ним медлит, всматривается в его лицо, будто что-то ищет. И наконец, когда Сквало уже теряет терпение, говорит:
— Занзас ведь сказал тебе, каково это, да? Прорыв точки нуля? Когда знаешь все на свете. Представляешь каково это, Сквало? Ответы на все вопросы, решение всех проблем. Как вытащить своих, — он запинается, — свою семью и друзей из любой опасности. Как стать самым главным. Как все исправить.
Но только когда гребаное кольцо находится на пальце гребаного Вонголы, и никак не иначе.
Иначе — все вокруг начинает исправляться само, тут Сквало уже догадался.
— Это в сто раз хуже, чем просто увидеть свое будущее. Мне было очень страшно, — говорит Савада, и у него дергается щека. — Слишком много для одного. Поэтому, когда все закончилось, и Реборн снова пришел к нам домой, я отказался.
Он забирает с ладони Сквало кольцо и, подняв на уровень глаз, свешивает его на цепочке.
— Я видел Джотто, знаешь? Однажды. Но он так ничего и не сказал. Даже не предупредил. — Сквало все ждет, что Савада начнет всхлипывать, но глаза у того сухие, а голос — твердый. — Я не знал, правда. Даже в голову не пришло, что все так получится. Я очень виноват.
— Будет, блядь, тебе уроком, — цедит Сквало. — В следующий раз включишь мозги заранее.
Цыплячьи мозги в башке Савады выделывают очень странные вещи. Но понятно, почему его выбрало кольцо: Савада улыбается, как не улыбаются прошлые и будущие боссы мафиозных семей и, глубоко вздохнув, задерживает дыхание — будто перед прыжком в воду.
А потом, расстегнув цепочку, надевает кольцо.
Сквало ждет вспышек, огненных фейерверков или еще какой херни типа гласа с небес. Но ничего не происходит. Даже Савада все тот же.
— Только, пожалуйста, не принимай на свой счет, хорошо? Не думай, что это ты меня заставил или что виноват. Или что чем-нибудь обязан. Все в порядке, я сам решил. — Уже пытается взять ответственность на себя, ну надо же. Совсем взрослый мусор. Почти босс. — И еще кое-что. Я ведь говорил тебе, что угрозы не помогут, да? Ямамото с Гокудерой все это время были здесь, я мог их позвать в любой момент. Они на лестнице ждут, если хочешь поздороваться.
— Обойдусь, — бросает Сквало. Он не слепой, чтобы так запросто пропустить присутствие пламени. Саваде пора привыкнуть к тому, что не все вокруг идиоты, как он.
— Тогда спасибо, что убедил. А теперь, наверное, ты меня проводишь к самолету, да?
Савада делает несколько шагов вперед, к ограде, и оборачивается. Ждет. А Сквало все еще не чувствует никакой разницы от того, что кольцо Неба Вонголы перекочевало из его кармана на палец к Саваде. Ничего не изменилось.
Но, может, Сквало чувствовать и не должен. Это ведь и правда не его Небо.
* * *
В особняке — спустя чуть больше одиннадцати часов перелета и еще полутора часов езды по трассе — он сразу сдает Саваду с рук на руки. Савада Иемицу и Девятый заседают с ним в малой столовой, вокруг носятся вонгольские сошки помельче, накрыт стол, и если сейчас заглянуть на кухню, то наверняка там не осталось ни следа от горело-промороженного завтрака и пустых бутылок из-под сока.
Холодильник, наверное, забит до отказа, у плиты суетится личный повар Девятого, а вокруг повара — крутится Луссурия. Надо же и ему себя чем-нибудь порадовать.
Сквало останавливается у лестницы в западное крыло и привстает на цыпочки. Бельфегорову инсталляцию, похоже, сняли.
Вонгола тут расположилась как у себя дома. Леви с ними: держит рот на замке и наблюдает. Может, даже вызнает что-нибудь и найдет, о чем доложить Занзасу.
За спиной у Сквало негромко кашляют, и он оборачивается. Соска. Правда, успел подрасти и теперь ростом стал почти с Саваду, но все еще с виду сопляк-сопляком. Из тех, которые рвут насекомым крылья, вешают мышат в игрушечных висельничках в и топят щенков.
Правда, он и младенцем умудрялся нагонять страху, так что Сквало не удивляется.
— Реборн.
— Супербия Сквало.
И снова молчат. А Саваде-то с ним теперь придется несладко. Хотя к нему кого ни назначь — все хреново будет. Потому что теперь все всерьез, каникулы и правда закончились.
— Ну что, я могу валить дальше? — спрашивает Сквало.
— Спасибо, что убедил Цуну вернуться, — говорит Реборн. И Сквало даже не собирается ему говорить, как их новый Десятый на самом деле из штанов впрыгивал, только бы ему кто-нибудь со стороны подсказал, как надо лучше, и убедил, что он достоин.
Ну нет, эту дурь пусть Реборн из него выбивает. Сами вырастили — сами пускай с ним и ебутся.
— Да подавитесь. — Сквало дергает плечом и отворачивается.
Они же и правда его как в инкубаторе выдерживали для кольца — только чтобы прошел проверку Джотто. Если Савада когда-нибудь об этом узнает — Сквало им всем не завидует.
Ну а если он уже своими мозгами дошел и все простил, то Реборну и правда лучше взяться за него как следует.
— Если захочешь, приходи поучить Цуну, — продолжает тот в спину, когда Сквало уже успевает отойти. — Полевой опыт ему пригодится. И Занзасу передай, пусть тоже приходит — Цуне полезно с ним тренироваться.
Сквало останавливается и, не поворачиваясь, спрашивает:
— Где он?
— На заднем дворе, — мирно отвечает Реборн и добавляет со странной интонацией: — Думаю, дожидается твоего возвращения.
Сквало прячет руки в карманы.
— Дверь через два коридора и налево, — услужливо подсказывает Реборн. — Но ты, наверное, и так знаешь. Вы же тут у себя дома. И да, обязательно приходи к ужину, будем учить Цуну выбирать вам полевые миссии. Будет весело, обещаю.
Его голос все еще отдается у Сквало в ушах, когда за спиной хлопает дверь и Сквало спускается к каменному пятачку с парой раздолбанных шезлонгов и жестяной бочкой, внутри которой потрескивает огонь.
Тянет горелым.
— Сколько я тебе говорил, мусор, кончай творить хуету у меня за спиной. — Занзас запрокидывает голову и оглядывается на него. Он все еще болезненно бледный, спавший с лица и весь в бинтах — по самую шею замотан. — Ничего хорошего.
Рядом на камнях пепельница и тлеют окурки.
— То есть вот это, по-твоему, хреново? — сразу вскидывается Сквало. — Надо было тебя отмороженным зомбаком оставить? Чтобы вместо Савады сейчас там сидел? — он указывает себе за спину.
— Не ори. И сядь.
Занзас, конечно, переломится, прежде чем хоть раз в жизни поблагодарит, — не то, чтобы Сквало так уж ждет, — или ему для этого надо мозги промыть.
Но они оба тут, живые, и Вария в полном составе — Сквало даже успел краем глаза Франа перехватить. Вот уж кто успеет напакостить Вонголе от души.
— Савада должен был тебе рассказать, — нехотя начинает Занзас, когда Сквало закидывает ноги на соседний шезлонг, — как эта штука работает.
— Сам понял, не идиот.
— Сказал же, не ори. Эта штука у Джотто каким-то образом отбирает тех, кому подчиняется. Не всем Вонголам везло. — Занзас протягивает ему сигарету, а потом щелкает пальцами, высекая пламя — его, настоящее, злющее, такое, что на него даже просто смотреть больно. — Но всегда работала одна и та же схема: случается жопа, туда отправляют кого-то из семьи, и они охуенным чудом в последний момент успевают что-нибудь сделать. И выживают.
Вытащить заложников. Перерезать нужный провод. Мир угробить. Или спасти. Хотя нет, он, получается, всегда спасал себя сам — рядом просто нужен правильный мафиози.
Мир на это блядское спасение просто обречен. И как Занзас все это терпит? Сквало бы из принципа какую-нибудь хрень устроил.
— Только не вздумай из-за всего этого патлы свои резать, понял? — вдруг говорит Занзас. — Хрен с ней, с Вонголой и местом босса, мне и так неплохо. — А потом, понизив голос, добавляет: — И дохнуть в следующий без меня тоже не смей.
Сквало фыркает и скашивает на него глаза.
— Это в обе стороны работает, придурок. Так что ты без меня тоже. Не пытайся.
— По рукам, — Занзас, не глядя, протягивает ладонь — и до Сквало не сразу доходит, что не просто пожать и отпустить.
— Мы вроде цветочно-конфетный период уже прошли, не?
— Заткнись и смотри вперед. — Занзас сам сжимает его руку в своей, и Сквало, осторожно переплетая их пальцы, чувствует под бинтами мелкие язвы — там, где сошла обмороженная кожа.
В груди все сжимается, как от фирменной утяжки Луссурии, которой тот им всегда перетягивает сломанные ребра — так, что дышать нечем.
— Смотри, кому сказал.
И Сквало, чтобы не пялиться на него, старательно вглядывается: поле, посадки и виноградник далеко впереди, вокруг особняка они держат хорошо простреливаемую территорию. Еще подальше — невысокие домики из белого кирпича, красные черепичные крыши. Небо чуть розовеет, дело идет к вечеру.
Ну и?
— Я с эти на эти бумажки столько дрочил только потому, что проверял, — негромко говорит Занзас. — Каждое задание, все, что смогли раскопать. И ты, блядь, не поверишь: всегда кто-нибудь успевал. Даже когда этого никак не могло быть.
Они сидят так, в тишине, — до тех пор, пока откуда-то издалека не доносится странный грохот. Небо чистое-чистое, и к нему тянется столб дыма: один, другой, третий — на ядерные грибы, они, конечно, и близко не походят, но шороху должны навести порядочно.
Из малой столовой доносится звон распахиваемых окон и крики. Звенят мобильники. Похоже, с полевой практикой у Савады проблемы будут с самого начала.
Сквало ржет в голос, чуть сигарету не роняет.
— Ага. Вот теперь кто-то не успел, — довольно оскаливается Занзас, забирая ее у Сквало изо рта, затягивается сам и выдыхает: — Ебал я эту предопределенность.
@темы: мистика\психодел\хоррор, Cherry band
