Команда: Клубничные придурки
Тема: AU\кроссовер
Пейринг/Персонажи: Ямамото/Гокудера
Размер: 2721
Жанр: AU, драма
Рейтинг: R
Дисклеймер: Все принадлежит Амано
Саммари: Каждая встреча оставляет свой след
читать дальшеПоезд отправляется в шесть часов от станции Хасимото. Если прийти на пятнадцать минут раньше, то есть надежда влезть в третий вагон. Раннее утро встречает Ямамото холодом, ярким пронзительным осенним солнцем. Золотые и красные листья повсюду в ясном свечении, в кружевных просветах — яркое синее небо, под ногами — листва. Но в запахе, в самом воздухе — напоминание: скоро наступят настоящие холода.
Ямамото заставляет себя выбраться из кокона одеял, желает доброго утра портрету Тайра-но Киёмори. Ему всегда кажется, что великий самурай следит за ним взглядом. Ямамото иногда оборачивается на него, пытаясь поймать момент, когда Киёмори отведет глаза, и каждый раз чувствует себя параноиком. Никто за тобой не следит. Опомнись.
Почему ему вообще захотелось повесить портрет на стену? И почему ему захотелось повесить на стену конкретный портрет? Ямамото объясняет странный выбор любовью к живописи двенадцатого века.
Он умывается холодной водой, отжимается пятьдесят раз, потом наконец вываливается на улицу. Сегодня он обдумывает статью «Спорт как способ самоубийства». Что можно включить в эту тему? Почему она кажется ему такой близкой?
Он старается не задумываться. Просто прикидывает, что сказать. Спорт изнашивает тело? Спортсмены, не добившись успеха, кончают с собой? У него не так уж много мыслей. У парковки Ямамото останавливается и оглядывается — новая странная привычка, вроде той… с портретом и паранойей. Не то чтобы ему кажется, что за ним следят. Просто иногда словно ломит затылок. Он бросает взгляд на ласточку, которая сидит на балконе оранжевого здания. Ласточка? В это время года? Потом смотрит на часы и припускает бегом, с рюкзаком за спиной, в распахнутой куртке, к станции, пачкая в лужах идеально отглаженные брюки и кроссовки. Опять опоздает!
В шесть часов утра на станции уже полно народу. В ласковом розовом свете Ямамото несется мимо белых стен торгового центра Сагамихара. Потом ныряет по лестнице вниз. Бежит так быстро, что, когда его руку задевает кто-то, Ямамото выпускает из рук телефон, и тот падает на ступеньки. Парень, задевший его, оборачивается. У него светлые волосы, сигарета в зубах, журнал «Японская живопись двенадцатого века» под мышкой. Он смотрит несколько мгновений, а потом толпа несет их вниз. Ямамото едва успевает поднять телефон со ступенек.
На платформе полно народу. Опоздал, и все из-за дурацких ритуалов — остановиться, оглядеться. Паранойя. Может, стоит сходить на массаж?
Все жмутся друг другу так тесно, как будто пытаются соблазнить. Ямамото становится не по себе. Накатывает тревога, и чего уж скрывать, страх. Чего тут бояться? И все же Ямамото боится: прикосновений, взглядов, посторонних людей. Но делать нечего. Он врезается вместе с толпой в вагон и застывает там, как муха в янтаре. Ему не за что схватиться, поручни далеко, остается только расслабиться и закрыть глаза.
Самоубийство. Сложно писать о том, чего не понимаешь. Ямамото пытается представить, как лишает себя жизни. Вот он стоит на краю крыши… Почему крыши? Картина в голове такая яркая, что Ямамото вздрагивает и открывает глаза. Страх, отпустивший его немного, возвращается липким потом по спине. Может, он задремал? В голове туман, похожий на дурманящее тошнотворное возбуждение. Словно смотришь порнушку через плечо соседа по вагону. Порнушку? Наверное, он и правда задремал, потому что, окончательно очнувшись, понимает, что парень перед ним гладит его пах.
Ямамото не может отодвинуться. И не хочет. Липкий, гадкий страх уходит, будто и не было. Ямамото глядит в затылок незнакомцу. Затылок кажется знакомым. Ямамото уже видел его где-то, эти завитки возле ушей, эту макушку. По идее Ямамото должен испытать омерзение — приставания в общественном транспорте и все дела, но он не испытывает. Только желание, острое и болезненное. Сладкое и спасительное, как бы странно это ни звучало.
«Не убирай руку».
Получается что-то вроде молитвы. «Пожалуйста. Не убирай».
Ямамото закрывает глаза, подается вперед и вдыхает запах мягких серебристых волос. Рука скользит по ширинке вверх-вниз, пальцы шарят по ткани, задевая и поглаживая головку. Ямамото с трудом сдерживает стон, прижимается губами к затылку. Страх и желание прикоснуться мешаются в нем, во рту пересохло, в голове стучат молотки, сердце скачет.
Пожалуйста, не убирай руку, я не хочу, чтобы страх вернулся.
Десять способов избавиться от паранойи.
«Если я кончу, придется ехать домой переодеваться».
Ямамото стискивает бедро незнакомца и выдыхает ему в волосы. Плевать. Плевать на все. В эту секунду он совершенно забывает, что он в вагоне метро, что вокруг полно народу, что перед ним — совершенно незнакомый тип, который может быть кем угодно.
«Одним из тех мифических персонажей, которых ты так боишься».
Ямамото едва замечает, когда поезд останавливается. Он вздрагивает и открывает глаза. Толпа напирает, и незнакомец двигается вперед вместе с ней. Ямамото не может удержать его, толпа смыкается, как волны, и скрывает серебристый затылок. Все.
Конец игры.
Кто там у нас на третьей базе?
***
Ямамото возвращается последним поездом. Смотрит на часы — час ночи. В вагоне густой и тусклый свет, за окнами то непроглядная тьма тоннеля, то сверкает и переливается ночной Токио. Как россыпь камней на черной ткани у оценщика. Как вспышки динамитных шашек на темной улице.
Ямамото кладет опускает руки с телефоном на рюкзак. Динамитные шашки?
А разве ты когда-нибудь видел, как они взрываются?
Ямамото не может ответить, да и не хочет. Такие вопросы ставят его в тупик, приводят в замешательство, и он начинает думать о другом. О более важном.
«А ты знаешь, где ты был год назад? Кто твои родители?»
Нет, не об этом. У него, конечно, были мать и отец, у всех они есть, просто умерли, когда он был маленьким. Гораздо важнее другое.
Если светлая макушка садится на его станции, может, и живет где-то поблизости. Ямамото не может избавиться от ощущения, что знает его сто лет. Он не особенно верит в судьбу и прочую херню. Но чувство настолько сильное, что весь день возвращает его к происшествию в метро. На работе он то и дело прерывается, перед внутренним взором то и дело вспыхивает картинка — острое лицо в обрамлении светлых волос, резкий взгляд.
Ямамото вздыхает. Просто пора найти себе кого-нибудь, на один вечер. Или час. Вечер — слишком большой срок.
Он снова утыкается в тиндер, там есть совпадения, но несмотря на желание, мучащее с утра, не может ни на ком остановиться.
«Привет, как дела».
Он не отвечает. Закрывает приложение и открывает новости. «Страшные события в Намимори». Где такой город? Ямамото понятия не имеет. Поезд останавливается, он выходит на ночной перрон и спешит по своей улице к дому. В кармане еще осталась пачка сигарет, зажигалка вспыхивает мягким желтым пламенем, дым заполняет легкие и успокаивает. Ямамото курит редко, курение для него вроде ритуала, вроде колыбельной. Он любит курить, словно в сигаретном дыме сокрыто для него нечто, внушающее надежду.
«Вроде хорошей драки?»
Драки. Ямамото улыбается. Про драки он знает только из книги — история Японии. Только от Киёмори. Киёмори умел держать в руках катану, умел убивать, а Ямамото против насилия.
Он останавливается, встает в стойку, сжимает рукоять невидимого меча одной рукой, в другой — тлеет сигарета. Тело само принимает правильное положение, забавно.
Ямамото, да у тебя талант к кендо, приятель!
Он смеется и снова затягивается. В свете фонарей вся улица кажется рыже-синей, пропахший прелой листвой воздух щиплет нос и щеки. Заморозки скоро, белая хрупкая наледь схватит лужи и траву, как в чудной сказке про ледяное королевство. Как будто все вокруг заколдовано.
Ямамото бросает окурок в урну. Когда сигарета заканчивается, возвращается страх. Ямамото оглядывается. Никого, улица пуста. Значит, как говорят в американских ток-шоу, надо мыслить позитивно. Надо думать о хорошем. Например, если парень из метро живет поблизости, они могут встретиться случайно, в любую минуту, даже сейчас. Ямамото снова оглядывается, но теперь старается представить, в каком из домов тот живет. Из синей темноты выныривает рыжая с подпалинами собака, Ямамото знает ее, она жила с соседями, но месяц назад ее оставили, и теперь она без присмотра. Кажется, дело обстояло именно так. Но Ямамото не уверен. Скорее всего собака просто появилась рядом с ним, и Ямамото иногда подкармливает ее. Теперь они идут вместе.
До самого дома. В квартире холоднее, чем на улице. Ямамото поскорее скидывает костюм, влезает в теплое кимоно, подогревает котацу.
— Сейчас, сейчас, — говорит, доставая из холодильника остатки ужина. Разогревает себе, забирается под котацу, собака садится рядом.
— Ешь, — половину ужина — курятины с рисом в соусе — он отдает псу. Тот ест, а потом забирается к нему в ноги. Вместе теплее. Ямамото открывает в телефоне игрушку, берет палочки.
За окном что-то грохает, он вздрагивает, поднимает голову. Ничего. Только смутно знакомое зарево недалеко, может, через квартал. Он снова утыкается в телефон. Ямамото нравится такая жизнь, спокойная, уютная.
Пустая и одинокая.
***
Поезд как обычно приходит к шести. Ровно в шесть Ямамото вбивается в толпу пассажиров. Он выше всех, ему немного проще. Уже у дверей его вдруг словно что-то толкает в затылок. Взгляд?
Ямамото резко оборачивается, растолкав соседей локтями, и лицом к лицу сталкивается с ним. Вчерашним незнакомцем. Ямамото чуть не падает, но позади народ, и их вместе с парнем вносят в вагон. Теперь они лицом к лицу. Парень смотрит ему в глаза, Ямамото чувствует его дыхание на своих губах, их тела прижаты друг к другу. Парень держит в руке журнал, наверное, история двенадцатого века, и Ямамото с улыбкой думает — а у них есть кое-что общее, таинственная любовь к древности, например. Он касается пальцами пальцев своего незнакомца. Они горячие, и Ямамото невольно поглаживает их, еще теснее прижимаясь бедрами к бедрам. Парень приоткрывает губы.
Да, черт возьми. Если кто-то заметит, будет неловко. Но Ямамото наплевать. Незнакомец отвечает на его движение, чуть заметно двигается. В голове словно выключают свет, и включают молотки. В паху становится жарко, острое мучительное возбуждение возвращается, и Ямамото жалеет, что не подрочил вчера или утром.
Их губы так близко, достаточно слегка наклонить голову. Движение вперед, чуть вверх потом вниз. Сосед сзади или ничего не замечает, или вежливо молчит. Светлая челка щекочет щеку, Ямамото осторожно дует и снова вжимается.
Невыносимо. Хочется закрыть глаза и просто забить на все. Кончить. Быстрее. Дыхание к дыханию, губы в губы. В голове разворачивается яркое полотно — эти губы обхватывают головку, берут глубже, еще и еще. Ямамото пытается понять, какая остановка.
Так, еще две.
Он не выдерживает, опускает руку между их телами и едва заметно двигает. Его назнакомец тяжело дышит, поднимает на него глаза. Их губы соприкасаются на одну секунду.
Сначала вся кровь, все напряжение, ударяет в пах, а потом бах, и все, взрыв. Облегчение. Удовольствие. Наслаждение. Радость. Ямамото нисколько не заботит, что в трусах теперь влажно, что пятно может остаться на брюках. Ему просто хорошо. Он закрывает глаза, кажется, на мгновение.
А когда открывает, слышит — остановка, на которой обычно выходит незнакомец. Тот трогает его за руку, сует в руку журнал, и толпа снова забирает его. Нет как нет. Ямамото удивленно смотрит на историю двенадцатого века, свернутую в рулет.
Что все это значит?
Что-то случится?
На работе Ямамото открывает журнал. Он следит, чтобы никто не заглядывал через плечо, лопатками чувствует, как позади ходят коллеги, от страха у него подводит живот, холодеет спина.
Ямамото ищет имя и телефон парня, может, тот решил так познакомиться. Сначала ничего нет, просто статьи и картинки, но, когда Ямамото открывает статью про своего любимого самурая, между страниц он видит квадратный листок бумаги.
«Ямамото, я Гокудера Хаято. Мы знакомы. Не могу объяснить ничего сейчас. Я буду у тебя в час двадцать. Уничтожь записку».
Все. Ни номера, ничего. Сердце начинает колотиться еще сильнее, да так, что Ямамото с трудом заставляет себя сидеть на месте. Какого хрена вообще? Он идет в туалет, чтобы очистить брюки, вытереться, а записку рвет на мелкие кусочки и смывает в унитаз, и следит, чтобы каждый белый квадратик исчез в сливе. Вот так. Готово.
Мяч на второй базе.
***
Всю дорогу домой он старается думать о самоубийственном спорте. О статье. О чем угодно, кроме встречи. Но стоит ему расслабиться, и он снова вспоминает утро, прикосновения губ и бедер. Дыхание отдает сигаретами, жар, взгляд. Возбуждение возвращается, Ямамото против воли окунается в фантазии… Они вдвоем на футоне, свет из окна падает на обнаженное тело. Фантазии настолько яркие, похожи на сны шизофреника. Словно Ямамото действительно когда-то уже лежал с ним на футоне, и свет вот так вот падал.
Так он, пожалуй, далеко зайдет. Не стоит рассчитывать на многое. Фантазии — всего лишь фантазии. Не больше.
Парень не оставил телефона, не уточнил адрес. Откуда он знает, где Ямамото живет?
Если только…
«Не следил за тобой, хочешь сказать?»
Нет, лучше думать о статье.
В час двадцать Ямамото открывает дверь своей квартиры. У лестницы никто не ждал его, и тут не ждет.
Даже пес сегодня куда-то подевался, и Ямамото совершенно один входит в пустую квартиру, бросает ключи на скамейку с такой силой, что связка скользит по гладкой поверхности и с грохотом падает на пол. Обувь вся в беспорядке, вешалка сдвинута. Ямамото ставит все так, как должно стоять. Наверное, утром задел, утром голова никогда не работает как надо.
Он снимает куртку, входит в комнату, лезет в холодильник.
А потом что-то происходит с ним. Вибрация, движение, изменение в воздухе, он и сам не может проанализировать, не успевает. Разворачивается с замороженным лотком в руке и успевает отбить удар. Человек в черном отшатывается, и Ямамото толкает его ногой. За холодильником стоит швабра, до нее — один рывок, достаточно руку протянуть, и когда человек поднимается, Ямамото бьет того по голове рукояткой.
Ему не хватает меча в руках!
Какого, на хрен, меча?
Человек снова бросается на него, но теперь с длинным ножом, Ямамото отбивает удар, швабра ломается. В пальцах остается обломок, и несколько минут он и человек в черном дерутся. Но обломком швабры трудно бороться против остро наточенного клинка. Еще кусок — на пол. Ямамото упирается в дверцу холодильника спиной, человек в черном прижимает его и подносит к горлу кинжал.
Ямамото уже знает, как надо ответить. Его тело ведет его, в голове проясняется. Он умеет драться и отлично владеет мечом. Но как, почему? Кто он такой? Откуда он все это знает? Вопросы не мешают ему вывернуть человеку руку, выхватить нож и перерезать горло. Так, что кровь не бьет под потолок — а если неправильно резануть, то будет фонтан. Об этом Ямамото тоже известно.
Тело падет на пол.
С грохотом распахивается входная дверь. Ямамото поднимает глаза и в полумраке спальни видит Гокудеру. Его лицо видно плохо, но заметно, что на щеке кровь.
Гокудера тяжело дышит, смотрит на него, потом на человека.
— Ты…
— Я убил его, — отвечает Ямамото с улыбкой. И выглядит как псих, вот уж реально.
— Опоздал, — стонет Гокудера.
— Куда? — шепчет Ямамото, вытирая лицо. Все-таки немного крови попало на щеку. Гокудера все стоит, смотрит.
— Проходи, — Ямамото тянет к нему руку, но Гокудера вдруг отталкивает ее и толкает в плечо.
— Что не так? — Ямамото удивлен. Он не припоминает, когда они успели так близко сойтись, чтобы драться. Гокудера, кажется, собирается с духом, чтобы не врезать ему по лицу.
— Ты, — выдавливает Гокудера. — сбежал. Бросил меня, мудила. Ямамото Такеши, бывший спортсмен, лучший мечник в Японии. Мы наконец-то нашли тебя. Я нашел.
Ямамото переступает через тело, ему не страшно, ему вообще плевать на труп, а ведь еще вчера он был против насилия. Он не помнит почему, только ему нужно сейчас обнять Гокудеру. Так он и делает. Прижимает, стискивает и целует в губы, а в ответ тот бьет его под дых.
Боль заставляет согнуться, но Гокудера хватает его за волосы и смотрит в глаза:
— Мы были вместе… Очень долго, пока ты не сбежал. Почему? Из-за отца? Ты всегда был слабым! Но сейчас по хер на это. Надо уходить. Всех хранителей Вонголы хотят убить, нам надо объединиться.
— Ладно… Я пока ничего не понял… Кто же хотел меня убрать?
— Идиот! — Гокудера смотрит на него презрительно. — Мне срать, что ты не понимаешь, ведь это ты сам попросил Верде стереть тебе память! Я землю носом рыл, чтобы тебя найти, а ты сам! Никогда не прощу!
Ямамото кивает. Внутри растет уверенность, что передряги, вроде сегодняшней — не новость для него. И ему кажется, что Гокудера уже когда-то кричал на него, но ведь потом прощал? Раз они были вместе.
Он разгибается, быстро собирается, бросает вещи в сумку, и они вместе выходят на лестницу. Внизу их ждет пес, на спине которого сидит ласточка.
— Скажи им спасибо, что нашли, — бросает Гокудера, его голос полон презрения.
Ямамото смеется.
— Я знал, что этот пес со мной не просто так.
Смех дается легко, хотя внутри — все тот же страх. Если Ямамото попросил стереть себе память, увезти на край света, он определенно не хотел больше воевать. Почему? Из-за отца. У него есть отец?
— Что с моим отцом? — спрашивает он, когда садится в машину рядом с Гокудерой. Тот отвечает не сразу, и, когда отвечает, видно — слова даются ему нелегко.
— Его пытали, потом убили… На твоих глазах…
Небо за окном становится ярко-красным. Холода наступили. Ямамото смотрит на Гокудеру и пытается вспомнить, ощутить боль потери. Но ничего нет. Воспоминаний тоже. Зато нежность он чувствует. Касается руки на руле, Гокудера кривит губы, но уже без презрения. А так, словно вот-вот расквасится, размякнет. Руку не убирает.
«Что ж, — думает Ямамото, — может, и неплохо, что из всего моего прошлого остался только ты».
Только нежность. Только тепло. Они куда эффективнее против страха. Машина трогается с места. Наледь на лужах скрипит под колесами.
@темы: Клубничные придурки, AU\кроссовер
-
-
04.12.2017 в 00:25-
-
06.01.2018 в 23:57