Название: Там и тогда
Команда: 10051 team
Тема: ангст/драма
Пейринг/Персонажи: Бьякуран/Шоичи
Размер: ~ 2100 слов
Жанр: драма
Рейтинг: R
Дисклеймер: все принадлежит Амано
Саммари: Хочет Шоичи того или нет, он всё ещё не имеет права исчезнуть
Предупреждения: упоминание смерти персонажа
Команда: 10051 team
Тема: ангст/драма
Пейринг/Персонажи: Бьякуран/Шоичи
Размер: ~ 2100 слов
Жанр: драма
Рейтинг: R
Дисклеймер: все принадлежит Амано
Саммари: Хочет Шоичи того или нет, он всё ещё не имеет права исчезнуть
Предупреждения: упоминание смерти персонажа
Письменный стол это далеко не барная стойка, но Бьякуран справляется. Он сидит на столешнице, скрестив ноги, и выглядит как алхимик, решивший добыть философский камень. Перед ним стоят открытые бутылки, пустые стаканы и глубокая тарелка со льдом, его волосы мокрые и липнут к коже, очерчивая скулы и шею. Шоичи смотрит на Бьякурана, прищурившись: очки он убрал подальше сразу, как только сел на кровать. В свете лампы Бьякурана словно окутывает сияющий ореол.
Закончив колдовать над стаканом, Бьякуран протягивает его Шоичи.
– Пей, – улыбается он и выглядит возмутительно трезвым для того, кто вернулся с вечеринки.
Шоичи не обманывается, но послушно тянется ближе и делает глоток обжигающей приторной жидкости, не задумываясь о том, что именно Бьякуран туда намешал. Этикетки на бутылках расплываются перед глазами, он не может прочитать названий и думает, что это к лучшему.
Бьякуран забирает стакан, отпивает немного и тянется за поцелуем, нависнув над Шоичи. Волосы прохладой касаются кожи.
Целоваться Бьякуран способен долго, всем видом давая понять, что торопиться им некуда.
– Слезай уже, – выдыхает Шоичи в перерыве между поцелуями, и Бьякуран послушно спускается со стола, чудом не смахнув ничего на пол.
Его ведёт, светлые глаза кажутся совершенно безумными.
– Иди сюда, – Шоичи протягивает навстречу руки.
Сев рядом, Бьякуран опрокидывает его на кровать, вжимается всем телом, скользнув руками под растянутую футболку. Он ведет ладонями по ребрам, щекочет кончиками пальцев, гладит.
Шоичи не боится щекотки. Повернувшись, он укладывает Бьякурана на спину и нависает сверху, оседлав его бедра. Они соприкасаются лбами, целуются жадно, ловят сбившееся дыхание друг друга, сталкиваются руками. В одежде слишком жарко, выпитое кружит голову. Пуговицы рубашки Шоичи скользят у Бьякурана под пальцами, он пытается расстегнуть их на ощупь, не отстраняясь, не прерывая поцелуй. Он слишком торопится, и Шоичи пытается помочь, отстранившись, удерживая свой вес на руках. Пальцы Бьякурана гладят обнажающуюся кожу, мешают сосредоточиться, Шоичи смотрит на него, предвкушая, как избавит Бьякурана от возмутительно обтягивающей футболки с мельтешащим в глазах узором. Мелкие цветы на белом фоне, сотни, тысячи мелких кружащихся цветов.
Плечи обдает холодом, небрежно скомканная рубашка летит на пол.
Отстранившись усилием воли, Шоичи тянет вверх футболку Бьякурана, тот пытается помочь и путается в рукавах. Так, с заведенными за голову руками, почти обездвиженный, он завораживает еще больше.
Улыбка у Бьякурана совсем шальная.
– Шо-чан что–то задумал? – спрашивает он, и одному небу известно, каких сил Шоичи стоит не накинуться на него сразу.
Потому что Бьякуран как наркотик. Это пугает, это заводит. Шоичи подается вперед, ткань с тихим шорохом трется о ткань, и Бьякуран закрывает глаза. Зажмуривается крепко, запрокинув голову.
– Издевается ещё, – шепчет Бьякуран, и улыбка больше похожа на оскал, так он стискивает зубы.
Тонкая ткань – не преграда, но Бьякуран продолжает удерживать руки над головой, соблюдая правила игры. Он дышит медленно, старательно, слишком глубоко для человека, чье сердце колотится, как безумное. Он ждёт, позволяя Шоичи полную свободу действий. От этого алкоголь моментально выветривается из головы, оставляя кристальную ясность происходящего и разливающийся по телу жар.
Возникшая было неловкость исчезает также быстро, как и появилась, пуговица на джинсах Бьякурана поддается под пальцами Шоичи, молния расходится с тихим шелестом. Пальцы забираются под плотную ткань, сжимая, поглаживая. Бьякуран больше не улыбается, зажмурившись, хватая ртом воздух. Запрокинув голову, разметавшись по кровати, он выглядит абсолютно беззащитным, и оттого, насколько это впечатление обманчиво, Шоичи любит его еще больше. Если это "больше" вообще способно существовать.
Хриплое дыхание наполняет комнату, кожа трется о кожу, пальцы легко скользят, гладят, сжимаются, и на каждое движение Бьякуран отзывается едва слышным выдохом или тихим стоном. Между бровей его залегла жесткая складка, и Шоичи касается её губами, увеличивая темп. Ему хочется большего, до темноты в глазах хочется содрать уже с Бьякурана чертовы узкие джинсы, прижаться к нему и взять, целиком, не сомневаясь, словно он имеет на это право.
Бькуран распахивает глаза, будто прочитав его мысли. Футболка трещит и, небрежно скинутая, летит на пол. Руками Бьякуран обвивает Шоичи за шею и притягивает к себе.
– Ты слишком много думаешь, – хрипло шепчет он на ухо Шоичи, почти задевая его губами.
Шоичи в этот момент сомневается, что вообще способен думать о чем–либо. А потом Бьякуран опускает руки ему на бедра, гладит, сжимает пальцами ягодицы и, подавшись вперед, садится на кровати, продолжая прижимать Шоичи к себе.
Ткань джинсов натягивается, давит до боли, Шоичи тянется расстегнуть пуговицу, но Бьякуран ловит его руки, заводит себе за спину, прижимает, притянув ближе. Дыхание перехватывает. Шоичи слишком жарко, он подается вперед и трется о Бьякурана, уткнувшись лбом в его плечо.
– Черт, – выдыхает Шоичи, и Бьякуран смеется, слишком резко, напряженно.
Хватка рук слабеет, позволяя дотянуться наконец до одежды, расправиться с застежками, едва не кончив от одного этого движения. Наконец они достаточно близко, кожа к коже. Вцепившись в плечи Шоичи, Бьякуран вздрагивает в такт движениям его пальцев, быстрым, отрывистым. Он пытается сказать что–то, но только тихо стонет и целует Шоичи в уголок губ, слишком нежно, почти невесомо.
Этого оказывается достаточно, чтобы сорваться. Бьякуран перехватывает инициативу, переплетает их пальцы, ведет, легко задавая ритм. Уронив голову ему на плечо, Шоичи задыхается от захлестывающих его ощущений, от слишком острого удовольствия. Он кончает первым, чувствуя, что окончательно, безнадежно потерял контроль, и от этого неожиданно сладко.
Бьякуран держится немногим дольше, следуя за ним с тихим стоном. Отдышавшись, он ложится на кровать, и Шоичи устраивается рядом, положив голову на плечо, пытаясь восстановить дыхание. Ему слишком хорошо, чтобы что–нибудь говорить, мысли несутся сумбурным потоком, состоящим из обрывков фраз. Это мгновение слишком счастливое, слишком яркое, Шоичи слышит, как бьется его сердце, и в этом слишком много доверия, чтобы высказать словами.
Сквозь полудрему он слышит голос Бьякурана, тот говорит что–то тихо, весело, но запоминается только звучание, только мелодия. Шоичи сам не замечает, как проваливается в сон.
Проснувшись, Шоичи долго ещё лежит, не открывая глаз. Он и без того знает, что над головой совершенно другой потолок. Та комната и тот вечер остались слишком далеко в прошлом, и никакая машина времени тут не поможет.
Потому что Вонгола уже победила.
Медленно, нехотя, он выбирается из–под тонкого одеяла и открывает глаза. Часы показывают возмутительно раннее утро. Голова раскалывается, словно он и правда пил ночь напролет.
Лежащий на столе телефон не подает признаков жизни: ни одного пропущенного вызова, никаких входящих сообщений.
Выбирая, где остановиться по приезду в Италию, Шоичи предпочел всем гостиницам базу Мелоне, уцелевшую после перемещения из Японии. Теперь он не уверен в правильности своего решения: слишком многое вокруг напоминает о прошлом. Шоичи может представить, что совсем скоро по внутренней связи поступит срочный вызов, и придется, наскоро завернувшись в полотенце, отвечать, только чтобы узнать, что Бьякурану неожиданно стало скучно.
Вода в душе ледяная, прогревается медленно. Периодически проверяя её температуру, Шоичи терпеливо ждет, прислонившись к перегородке. Белая плитка на полу и стенах, белый фаянс раковины, светлые полупрозрачные двери душевой кабины – вокруг слишком много белого, от этого глаза начинают болеть, вынуждая зажмуриться.
Забравшись наконец в душ, он долго стоит неподвижно, позволяя воде смыть слишком реальные воспоминания. Тело ноет, требует настоящей разрядки, но Шоичи не торопится. Он тянется за мочалкой, долго, вдумчиво трет кожу до тех пор, пока та не краснеет. Как будто пытается смыть даже призрачные ощущения саднящей болью.
У него нет на это времени, всё это глупости, Бьякуран даже ни разу не был на Мелоне, какие уж тут воспоминания.
От этой мысли Шоичи хочется разбить голову о ближайшую перегородку, вместо этого он закрывает глаза и медленно повторяет список дел на день.
Разобрать бумаги. Передать важные документы ожидающему новостей Гокудере. Опечатать главный офис Миллефиоре.
У Шоичи совершенно нет времени на воспоминания, он убеждает себя в этом, прислонившись к стенке кабины, смывая мыльную пену.
Руки спускаются все ниже, медленно поглаживая. Попытка забыться, стереть из мыслей непрошенные воспоминания, в которых Бьякуран широко улыбается, и волосы его разметались по подушке, в которых на его коже медленно проступают отметины поцелуев.
Когда они успели потерять все это?
У Шоичи слишком хорошая память, он прокручивает день за днем годы знакомства с Бьякураном, с тех самых пор, как тот переступил порог их комнаты в общежитии, приветственно махнул рукой и представился с таким видом, словно уже стал властелином мира. Словно этот мир сам выбрал его.
Возможно, мир желал быть разрушенным.
По ту сторону стен базы поднимается солнце, но его лучи никак не могут проникнуть внутрь: им не место под землей. Не пробиться сквозь слои железа и бетона. Огромная коробка идеально подходит для того, чтобы хоронить заживо.
На то, чтобы собраться, у Шоичи уходит полчаса. Он старательно думает о делах, поднимаясь на эскалаторе к выходу, вцепившись в перила до боли в пальцах. Громада тоннеля давит на плечи, стоит только вспомнить о здании наверху. О десятках этажей, устремленных в небо.
Можно было бы сразу пройти к лифтам, но вместо этого Шоичи медлит и поднимается по пожарной лестнице. Светлые стены Мелоне неуловимо сменяются серыми – он уже в здании. Откуда–то тянет сквозняком, становится зябко в тонкой футболке. Впервые за долгое время Шоичи не хватает форменной куртки.
Не хватает привычного.
Пожарная лестница ведет сразу на улицу. Преодолев последний коридор, Шоичи снова оказывается в царстве белизны. Здание всё покрыто сверкающим инеем, белый покров устилает асфальт и крыши автомобилей. Снег. Шоичи никак не может вспомнить, когда наступила зима.
Поежившись, он закрывает дверь и идет к лифтам. Как бы он ни пытался отсрочить момент подъема, больше тянуть не было никакой возможности.
Коридоры безлюдны. Некогда полное движения, гула голосов, стука торопливых шагов, здание выглядит абсолютно заброшенным, запыленным, на плитках пола темнеют отпечатки ботинок. По крайней мере, не видно крови или следов от выстрелов.
Очередное напоминание о победе Вонголы настигает его в серверной. Распахнутые двери стоек, вынесенные сервера, свисающие кабели питания. И молчащая система охлаждения, до того наполнявшая помещение непрекращающимся гудением.
Это неожиданно приносит облегчение: по крайней мере с электронной базой данных не придется возиться. Внутренний почтовый сервер, записи с камер, личные данные сотрудников – пусть Вонгола сама с этим всем разбирается. Шоичи более чем уверен, что там они не найдут ничего ценного.
Лифт несет его выше. Раньше для того, чтобы попасть к кабинету Бьякурана, требовался дополнительный допуск, но система безопасности также не подает признаков жизни. От этого по коже бегут мурашки: одно дело планировать уничтожение Миллефиоре, просчитывать вероятность спасения мира, и совершенно другое – разрушить все это. Чужими руками разрушить.
Хромированный поручень под руками обжигающе ледяной.
В воспоминаниях Бьякуран улыбается, забравшись в кресло с ногами. Он сидит за столом в огромном кабинете, за его спиной – окно во всю стену, и выше только закатное небо с тонкими нитями золотых облаков. Солнце опускается за горизонт.
– Смотри, Шо-чан, – улыбается Бьякуран, разводит руки в стороны, словно пытаясь обхватить весь этот вечер. – Мечты должны сбываться, правда?
– Правда, – соглашается Шоичи.
Там и тогда он сидит на краю стола, и полированная темная поверхность отражает его силуэт. Протянув руку, Бьякуран опускает её на колено Шоичи, ведет выше, к ремню, под футболку. В его глазах предвкушение, и от этого сердце сжимает болью. Глядя на полыхающий закат, Шоичи видит разрушенные миры, через которые успел пройти до того, как собственный план подарил забвение.
Перехватив руку Бьякурана, он думает о том, что вместо машины времени стоило собрать механизм, стирающий память.
Чтобы не пришлось выбирать. Чтобы можно было остаться рядом.
Прижавшись лбом к руке Бьякурана, больше всего на свете Шоичи хочет признаться ему, и пусть весь план, вся вонгольская многоходовка летит к чертям.
Вместо этого он учится обращаться к Бьякурану на “вы”, возводит чертову стену между ними, бежит в Японию, как можно дальше, но камеры и телефоны съедают это расстояние и всю его решимость.
Он почти убивает Саваду Цунаеши. Игра с молодой Вонголой увлекает его, и в каждой ловушке, в каждой части проработанного плана слишком много влияния Бьякурана. Слишком много его незримого присутствия.
Лифт останавливается, двери расходятся с тихим шипением. От него до кабинета – полсотни шагов. Шоичи считал. Каждый раз, когда шел с отчетом. Когда нестерпимо хотелось все прекратить. Когда еще был шанс.
В кабинете распахнуто окно, и ветер гоняет по белому ковру листья вперемешку с бумагами, стекла покрыты инеем.
– Здравствуйте, Бьякуран-сан, – говорит Шоичи из прошлого, поправляя очки, и улыбается.
Там и тогда он ещё надеется, что его раскроют.
В воспоминаниях Бьякуран отрывает взгляд от экрана компьютера.
– Привет, Шо-чан, – и в этой фразе слишком много прощения.
Обжигает осознанием: он всё знает. Всё знает и не пытается остановить. Ноги перестают держать и, преодолев расстояние до стоящего у стола кресла, Шоичи почти сползает в него. Воздуха не хватает, сухие рыдания сжимают горло. У него нет права плакать, не теперь, когда он сам всё разрушил.
Бьякуран не простил ему одного: Вонголы. Она была лишней в их противостоянии, в их дружбе. В их – любви? Слово вырывается само, непрошенное, больное. Вцепившись пальцами в плечи, Шоичи как никогда остро мечтает исчезнуть.
Непролитые слезы жгут глаза. Стянув очки, Шоичи трет их рукой, чувствуя под пальцами сухую кожу. Мир расплывается, вспыхивая яркими пятнами. Время, отведенное на слабость, истекает.
Со следующим выдохом Шоичи надевает очки и поднимается на ноги. Солнце не заглядывает в окна кабинета, его будет видно только ближе к закату. Ветер медленно гонит тяжелые тучи, обещая снег.
Непослушными руками Шоичи собирает с ковра бумаги, складывает их на столе в аккуратные стопки. Под потолком камеры наблюдения ловят каждое его движение.
Хочет Шоичи того или нет, он всё ещё не имеет права исчезнуть.
Закончив колдовать над стаканом, Бьякуран протягивает его Шоичи.
– Пей, – улыбается он и выглядит возмутительно трезвым для того, кто вернулся с вечеринки.
Шоичи не обманывается, но послушно тянется ближе и делает глоток обжигающей приторной жидкости, не задумываясь о том, что именно Бьякуран туда намешал. Этикетки на бутылках расплываются перед глазами, он не может прочитать названий и думает, что это к лучшему.
Бьякуран забирает стакан, отпивает немного и тянется за поцелуем, нависнув над Шоичи. Волосы прохладой касаются кожи.
Целоваться Бьякуран способен долго, всем видом давая понять, что торопиться им некуда.
– Слезай уже, – выдыхает Шоичи в перерыве между поцелуями, и Бьякуран послушно спускается со стола, чудом не смахнув ничего на пол.
Его ведёт, светлые глаза кажутся совершенно безумными.
– Иди сюда, – Шоичи протягивает навстречу руки.
Сев рядом, Бьякуран опрокидывает его на кровать, вжимается всем телом, скользнув руками под растянутую футболку. Он ведет ладонями по ребрам, щекочет кончиками пальцев, гладит.
Шоичи не боится щекотки. Повернувшись, он укладывает Бьякурана на спину и нависает сверху, оседлав его бедра. Они соприкасаются лбами, целуются жадно, ловят сбившееся дыхание друг друга, сталкиваются руками. В одежде слишком жарко, выпитое кружит голову. Пуговицы рубашки Шоичи скользят у Бьякурана под пальцами, он пытается расстегнуть их на ощупь, не отстраняясь, не прерывая поцелуй. Он слишком торопится, и Шоичи пытается помочь, отстранившись, удерживая свой вес на руках. Пальцы Бьякурана гладят обнажающуюся кожу, мешают сосредоточиться, Шоичи смотрит на него, предвкушая, как избавит Бьякурана от возмутительно обтягивающей футболки с мельтешащим в глазах узором. Мелкие цветы на белом фоне, сотни, тысячи мелких кружащихся цветов.
Плечи обдает холодом, небрежно скомканная рубашка летит на пол.
Отстранившись усилием воли, Шоичи тянет вверх футболку Бьякурана, тот пытается помочь и путается в рукавах. Так, с заведенными за голову руками, почти обездвиженный, он завораживает еще больше.
Улыбка у Бьякурана совсем шальная.
– Шо-чан что–то задумал? – спрашивает он, и одному небу известно, каких сил Шоичи стоит не накинуться на него сразу.
Потому что Бьякуран как наркотик. Это пугает, это заводит. Шоичи подается вперед, ткань с тихим шорохом трется о ткань, и Бьякуран закрывает глаза. Зажмуривается крепко, запрокинув голову.
– Издевается ещё, – шепчет Бьякуран, и улыбка больше похожа на оскал, так он стискивает зубы.
Тонкая ткань – не преграда, но Бьякуран продолжает удерживать руки над головой, соблюдая правила игры. Он дышит медленно, старательно, слишком глубоко для человека, чье сердце колотится, как безумное. Он ждёт, позволяя Шоичи полную свободу действий. От этого алкоголь моментально выветривается из головы, оставляя кристальную ясность происходящего и разливающийся по телу жар.
Возникшая было неловкость исчезает также быстро, как и появилась, пуговица на джинсах Бьякурана поддается под пальцами Шоичи, молния расходится с тихим шелестом. Пальцы забираются под плотную ткань, сжимая, поглаживая. Бьякуран больше не улыбается, зажмурившись, хватая ртом воздух. Запрокинув голову, разметавшись по кровати, он выглядит абсолютно беззащитным, и оттого, насколько это впечатление обманчиво, Шоичи любит его еще больше. Если это "больше" вообще способно существовать.
Хриплое дыхание наполняет комнату, кожа трется о кожу, пальцы легко скользят, гладят, сжимаются, и на каждое движение Бьякуран отзывается едва слышным выдохом или тихим стоном. Между бровей его залегла жесткая складка, и Шоичи касается её губами, увеличивая темп. Ему хочется большего, до темноты в глазах хочется содрать уже с Бьякурана чертовы узкие джинсы, прижаться к нему и взять, целиком, не сомневаясь, словно он имеет на это право.
Бькуран распахивает глаза, будто прочитав его мысли. Футболка трещит и, небрежно скинутая, летит на пол. Руками Бьякуран обвивает Шоичи за шею и притягивает к себе.
– Ты слишком много думаешь, – хрипло шепчет он на ухо Шоичи, почти задевая его губами.
Шоичи в этот момент сомневается, что вообще способен думать о чем–либо. А потом Бьякуран опускает руки ему на бедра, гладит, сжимает пальцами ягодицы и, подавшись вперед, садится на кровати, продолжая прижимать Шоичи к себе.
Ткань джинсов натягивается, давит до боли, Шоичи тянется расстегнуть пуговицу, но Бьякуран ловит его руки, заводит себе за спину, прижимает, притянув ближе. Дыхание перехватывает. Шоичи слишком жарко, он подается вперед и трется о Бьякурана, уткнувшись лбом в его плечо.
– Черт, – выдыхает Шоичи, и Бьякуран смеется, слишком резко, напряженно.
Хватка рук слабеет, позволяя дотянуться наконец до одежды, расправиться с застежками, едва не кончив от одного этого движения. Наконец они достаточно близко, кожа к коже. Вцепившись в плечи Шоичи, Бьякуран вздрагивает в такт движениям его пальцев, быстрым, отрывистым. Он пытается сказать что–то, но только тихо стонет и целует Шоичи в уголок губ, слишком нежно, почти невесомо.
Этого оказывается достаточно, чтобы сорваться. Бьякуран перехватывает инициативу, переплетает их пальцы, ведет, легко задавая ритм. Уронив голову ему на плечо, Шоичи задыхается от захлестывающих его ощущений, от слишком острого удовольствия. Он кончает первым, чувствуя, что окончательно, безнадежно потерял контроль, и от этого неожиданно сладко.
Бьякуран держится немногим дольше, следуя за ним с тихим стоном. Отдышавшись, он ложится на кровать, и Шоичи устраивается рядом, положив голову на плечо, пытаясь восстановить дыхание. Ему слишком хорошо, чтобы что–нибудь говорить, мысли несутся сумбурным потоком, состоящим из обрывков фраз. Это мгновение слишком счастливое, слишком яркое, Шоичи слышит, как бьется его сердце, и в этом слишком много доверия, чтобы высказать словами.
Сквозь полудрему он слышит голос Бьякурана, тот говорит что–то тихо, весело, но запоминается только звучание, только мелодия. Шоичи сам не замечает, как проваливается в сон.
Проснувшись, Шоичи долго ещё лежит, не открывая глаз. Он и без того знает, что над головой совершенно другой потолок. Та комната и тот вечер остались слишком далеко в прошлом, и никакая машина времени тут не поможет.
Потому что Вонгола уже победила.
Медленно, нехотя, он выбирается из–под тонкого одеяла и открывает глаза. Часы показывают возмутительно раннее утро. Голова раскалывается, словно он и правда пил ночь напролет.
Лежащий на столе телефон не подает признаков жизни: ни одного пропущенного вызова, никаких входящих сообщений.
Выбирая, где остановиться по приезду в Италию, Шоичи предпочел всем гостиницам базу Мелоне, уцелевшую после перемещения из Японии. Теперь он не уверен в правильности своего решения: слишком многое вокруг напоминает о прошлом. Шоичи может представить, что совсем скоро по внутренней связи поступит срочный вызов, и придется, наскоро завернувшись в полотенце, отвечать, только чтобы узнать, что Бьякурану неожиданно стало скучно.
Вода в душе ледяная, прогревается медленно. Периодически проверяя её температуру, Шоичи терпеливо ждет, прислонившись к перегородке. Белая плитка на полу и стенах, белый фаянс раковины, светлые полупрозрачные двери душевой кабины – вокруг слишком много белого, от этого глаза начинают болеть, вынуждая зажмуриться.
Забравшись наконец в душ, он долго стоит неподвижно, позволяя воде смыть слишком реальные воспоминания. Тело ноет, требует настоящей разрядки, но Шоичи не торопится. Он тянется за мочалкой, долго, вдумчиво трет кожу до тех пор, пока та не краснеет. Как будто пытается смыть даже призрачные ощущения саднящей болью.
У него нет на это времени, всё это глупости, Бьякуран даже ни разу не был на Мелоне, какие уж тут воспоминания.
От этой мысли Шоичи хочется разбить голову о ближайшую перегородку, вместо этого он закрывает глаза и медленно повторяет список дел на день.
Разобрать бумаги. Передать важные документы ожидающему новостей Гокудере. Опечатать главный офис Миллефиоре.
У Шоичи совершенно нет времени на воспоминания, он убеждает себя в этом, прислонившись к стенке кабины, смывая мыльную пену.
Руки спускаются все ниже, медленно поглаживая. Попытка забыться, стереть из мыслей непрошенные воспоминания, в которых Бьякуран широко улыбается, и волосы его разметались по подушке, в которых на его коже медленно проступают отметины поцелуев.
Когда они успели потерять все это?
У Шоичи слишком хорошая память, он прокручивает день за днем годы знакомства с Бьякураном, с тех самых пор, как тот переступил порог их комнаты в общежитии, приветственно махнул рукой и представился с таким видом, словно уже стал властелином мира. Словно этот мир сам выбрал его.
Возможно, мир желал быть разрушенным.
По ту сторону стен базы поднимается солнце, но его лучи никак не могут проникнуть внутрь: им не место под землей. Не пробиться сквозь слои железа и бетона. Огромная коробка идеально подходит для того, чтобы хоронить заживо.
На то, чтобы собраться, у Шоичи уходит полчаса. Он старательно думает о делах, поднимаясь на эскалаторе к выходу, вцепившись в перила до боли в пальцах. Громада тоннеля давит на плечи, стоит только вспомнить о здании наверху. О десятках этажей, устремленных в небо.
Можно было бы сразу пройти к лифтам, но вместо этого Шоичи медлит и поднимается по пожарной лестнице. Светлые стены Мелоне неуловимо сменяются серыми – он уже в здании. Откуда–то тянет сквозняком, становится зябко в тонкой футболке. Впервые за долгое время Шоичи не хватает форменной куртки.
Не хватает привычного.
Пожарная лестница ведет сразу на улицу. Преодолев последний коридор, Шоичи снова оказывается в царстве белизны. Здание всё покрыто сверкающим инеем, белый покров устилает асфальт и крыши автомобилей. Снег. Шоичи никак не может вспомнить, когда наступила зима.
Поежившись, он закрывает дверь и идет к лифтам. Как бы он ни пытался отсрочить момент подъема, больше тянуть не было никакой возможности.
Коридоры безлюдны. Некогда полное движения, гула голосов, стука торопливых шагов, здание выглядит абсолютно заброшенным, запыленным, на плитках пола темнеют отпечатки ботинок. По крайней мере, не видно крови или следов от выстрелов.
Очередное напоминание о победе Вонголы настигает его в серверной. Распахнутые двери стоек, вынесенные сервера, свисающие кабели питания. И молчащая система охлаждения, до того наполнявшая помещение непрекращающимся гудением.
Это неожиданно приносит облегчение: по крайней мере с электронной базой данных не придется возиться. Внутренний почтовый сервер, записи с камер, личные данные сотрудников – пусть Вонгола сама с этим всем разбирается. Шоичи более чем уверен, что там они не найдут ничего ценного.
Лифт несет его выше. Раньше для того, чтобы попасть к кабинету Бьякурана, требовался дополнительный допуск, но система безопасности также не подает признаков жизни. От этого по коже бегут мурашки: одно дело планировать уничтожение Миллефиоре, просчитывать вероятность спасения мира, и совершенно другое – разрушить все это. Чужими руками разрушить.
Хромированный поручень под руками обжигающе ледяной.
В воспоминаниях Бьякуран улыбается, забравшись в кресло с ногами. Он сидит за столом в огромном кабинете, за его спиной – окно во всю стену, и выше только закатное небо с тонкими нитями золотых облаков. Солнце опускается за горизонт.
– Смотри, Шо-чан, – улыбается Бьякуран, разводит руки в стороны, словно пытаясь обхватить весь этот вечер. – Мечты должны сбываться, правда?
– Правда, – соглашается Шоичи.
Там и тогда он сидит на краю стола, и полированная темная поверхность отражает его силуэт. Протянув руку, Бьякуран опускает её на колено Шоичи, ведет выше, к ремню, под футболку. В его глазах предвкушение, и от этого сердце сжимает болью. Глядя на полыхающий закат, Шоичи видит разрушенные миры, через которые успел пройти до того, как собственный план подарил забвение.
Перехватив руку Бьякурана, он думает о том, что вместо машины времени стоило собрать механизм, стирающий память.
Чтобы не пришлось выбирать. Чтобы можно было остаться рядом.
Прижавшись лбом к руке Бьякурана, больше всего на свете Шоичи хочет признаться ему, и пусть весь план, вся вонгольская многоходовка летит к чертям.
Вместо этого он учится обращаться к Бьякурану на “вы”, возводит чертову стену между ними, бежит в Японию, как можно дальше, но камеры и телефоны съедают это расстояние и всю его решимость.
Он почти убивает Саваду Цунаеши. Игра с молодой Вонголой увлекает его, и в каждой ловушке, в каждой части проработанного плана слишком много влияния Бьякурана. Слишком много его незримого присутствия.
Лифт останавливается, двери расходятся с тихим шипением. От него до кабинета – полсотни шагов. Шоичи считал. Каждый раз, когда шел с отчетом. Когда нестерпимо хотелось все прекратить. Когда еще был шанс.
В кабинете распахнуто окно, и ветер гоняет по белому ковру листья вперемешку с бумагами, стекла покрыты инеем.
– Здравствуйте, Бьякуран-сан, – говорит Шоичи из прошлого, поправляя очки, и улыбается.
Там и тогда он ещё надеется, что его раскроют.
В воспоминаниях Бьякуран отрывает взгляд от экрана компьютера.
– Привет, Шо-чан, – и в этой фразе слишком много прощения.
Обжигает осознанием: он всё знает. Всё знает и не пытается остановить. Ноги перестают держать и, преодолев расстояние до стоящего у стола кресла, Шоичи почти сползает в него. Воздуха не хватает, сухие рыдания сжимают горло. У него нет права плакать, не теперь, когда он сам всё разрушил.
Бьякуран не простил ему одного: Вонголы. Она была лишней в их противостоянии, в их дружбе. В их – любви? Слово вырывается само, непрошенное, больное. Вцепившись пальцами в плечи, Шоичи как никогда остро мечтает исчезнуть.
Непролитые слезы жгут глаза. Стянув очки, Шоичи трет их рукой, чувствуя под пальцами сухую кожу. Мир расплывается, вспыхивая яркими пятнами. Время, отведенное на слабость, истекает.
Со следующим выдохом Шоичи надевает очки и поднимается на ноги. Солнце не заглядывает в окна кабинета, его будет видно только ближе к закату. Ветер медленно гонит тяжелые тучи, обещая снег.
Непослушными руками Шоичи собирает с ковра бумаги, складывает их на столе в аккуратные стопки. Под потолком камеры наблюдения ловят каждое его движение.
Хочет Шоичи того или нет, он всё ещё не имеет права исчезнуть.
@темы: ангст\драма, 10051 team
-
-
10.12.2015 в 23:27Очень понравилось, как передана интимность момента в сцене, с которой начинается текст - читаешь и наполняешься чувством, будто тебе это, как и Шоичи, очень дорого, и невосполнимость потери отдаётся потом особенно остро.
И ощущение привычного мира вокруг в сочетании с пережитой уже жизнью передано очень хорошо, что-то такое серое зарождается от него внутри, как бывает, когда совершенно обычно просыпаешься, но вдруг понимаешь, что что-то дурное, о чём успел забыть во сне, уже свершилось.
Даже кажется, что на фоне боли Шоичи то, что вокруг Мелоне, штаб Бьякурана, всё знакомо и полнится признаками, уже не играет значительной роли, что Шоичи не мазохист, остановившись именно там - просто память о Бьякуране будет жить в нём всё равно, а так он хотя бы в привычных стенах. Но стены, даже никогда не вмещавшие Бьякурана, всё равно хранят память о той жизни, которой Шоичи жил при нём.
Солнце не заглядывает в окна кабинета, его будет видно только ближе к закату.
?
-
-
10.12.2015 в 23:30Запрокинув голову, разметавшись по кровати, он выглядит абсолютно беззащитным, и оттого, насколько это впечатление обманчиво, Шоичи любит его еще больше. Если это "больше" вообще способно существовать.
оооо, здесь стало очень хорошо
а еще здесь прижаться к нему и взять, целиком, не сомневаясь, словно он имеет на это право.
конечно, имеет
вместо машины времени стоило собрать механизм, стирающий память
а вот здесь печально Т_Т
Шо-чан, ну почему ты не додумалсяони такие замечательные
короче, дрочу и плачу
спасибо за фик
-
-
14.12.2015 в 18:18