
Название: Если ты сейчас умрешь
Команда: 10051 team
Тема: романс/флафф
Пейринг/Персонажи: Бьякуран/Шоичи
Размер: ~1300 слов
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: все принадлежит Амано
Саммари: Один факультет, один курс, они не поладили с самого начала, и казалось, что это противостояние так и будет продолжаться вплоть до самого выпускного

С этой комнатой изначально было что-то не так. Начать хотя бы с того, что в неё заселили не по алфавиту, как будто не было ни одного студента, чья фамилия начиналась бы на "аш". На табличке под номером значилось небрежно написанное маркером: "Джессо" и чуть ниже, куда аккуратнее — "Ирие".
Один факультет, один курс, они не поладили с самого начала, и казалось, что это противостояние так и будет продолжаться вплоть до самого выпускного. Бьякуран плевать хотел на чужое личное пространство, пропускал первые пары, а если и приходил, то всё равно дремал вполглаза, полностью игнорируя преподавателей. Шоичи отказывался делиться конспектами и ставил поближе к Бьякурану будильник. После одного из таких перемещений тот вылетел в окно, а Бьякуран так и остался досыпать.
Они никак не могли сработаться, мешали друг другу, раздражали, злили. Шоичи отгораживался наушниками, включал музыку громче, но стук клавиатуры чужого ноутбука отвлекал куда сильнее, чем он мог себе представить. Бьякуран забывал на столе кружки с остатками кофе и, казалось, вообще не ел ничего, кроме сладкого. Шелестящие фантики попадались под руку в самый неподходящий момент, и в светлых глазах Бьякурана ни разу не наблюдалось раскаяния по этому поводу.
После первой сессии Шоичи мечтал сбежать куда подальше из общежития, желательно — в родную Японию, но подсчитал расходы на дорогу, передумал и остался, проторчав почти все праздники в мастерской у Спаннера.
Эти дни можно было назвать практически спокойными, а по возвращении Шоичи задумался об убийстве, и не сказать, что эта идея показалась ему такой уж плохой. Разгром, царивший в комнате, был больше похож на последствия вспышки ярости, чем на следы вечеринки, а сам Бьякуран лежал на кровати под тремя одеялами, подтянув колени к груди. Распахнутое окно и тонкий слой льда на подоконнике довершали картину.
Шоичи ругался. Долго, громко, зло. К слову пришлось и наплевательское отношение к окружающим, и неумение о себе позаботиться. Он метался по комнате, закрывая окно, доставая из сумки теплые вещи, ставя чайник, а Бьякуран смотрел на него удивленно и молчал. Потом рискнул выбраться из-под одеял и получил свитером по лицу. Шоичи ждал катастрофы, но Бьякуран молча поднял его и безропотно надел прямо поверх модной драной футболки.
Он сидел в ворохе одеял, скрестив ноги, растрепанный, растерянный, слишком тихий, и Шоичи чувствовал, как злость уходит. Уходит, оставляя вместо себя нежданную тревогу.
Обжигающий чай они пили в молчании, Шоичи смотрел в свою чашку, а Бьякуран с едва заметной улыбкой — на Шоичи. И ему уже тогда стоило насторожиться.
Как показала практика, благодарный Бьякуран был куда страшнее Бьякурана безразличного. Он звал Шоичи по имени, в итоге вовсе сократив до милого по его мнению "Шо-чан", варил кофе на двоих, добавляя абсолютно невероятное количество сахара, и честно пытался питаться правильно. Бутербродами, которые делал Шоичи.
Его поведение совсем не походило на попытку исправиться, скорее уж на увлекательную игру, правила которой самому Шоичи сообщить не сочли нужным. Сперва это раздражало, но со временем вошло привычку — в конечном счете человек привыкает ко всему. К концу второго семестра они могли бы уже назвать себя хорошими приятелями, если бы вдруг у одного из них возникла мысль об этом задуматься.
Лето Шоичи также вынужден был провести в Америке. Из общежития никто не гнал, подработки хватало, а Спаннер вовсю агитировал присоединиться к новому проекту, в котором были задействованы какие-то крайне интересные чертежи, но и тут Бьякуран приложил свою руку. Не спрашивая согласия, он покидал в сумку их вещи вперемешку и сунул в карман рубашки Шоичи билет на автобус до побережья. «В конечном счете, — решил тогда Шоичи, — Какая разница, где писать код». Подхватив сумку с ноутбуком, он позволил почти на месяц утащить себя в Калифорнию. И не мог сказать, что ему это не понравилось.
— Ты зануда, — говорил Бьякуран, делая глоток коктейля из высокого бокала. — Ты хочешь казаться занудой.
Шоичи пожимал плечами и делал вид, что в мире не существует ничего интереснее простенькой игрушки с многовариантным финалом, которую он писал в свободное время.
— Почему тебе всё безразлично? — спрашивал Бьякуран, перегнувшись через стол и заглядывая в глаза.
Он был абсолютно, беспросветно пьян — или хотел казаться таковым. Но действовал он, разворачивая к себе ноутбук, быстро и аккуратно.
— Чего ты боишься? — допытывался он, пробегая взглядом по коду. И даже не сделав паузы, ткнул пальцем в строку с вызовом функции: — Тут будет ошибка.
Ошибки, как оказалось, Бьякуран мог находить в абсолютно любом состоянии. Опечатки, несоответствия, погрешности — он просматривал команду за командой, хмурился, прикусывал палец или жевал очередную конфету, не отрываясь от чтения ни на минуту. Шоичи был заворожен. За окном сияло солнце, несло свои волны море, а они сидели в крошечном номере гостиницы, склонившись над ноутбуком, соприкасаясь головами, и игра разворачивалась перед ними, все больше и больше обрастая подробностями.
— Потрясающе, Шо-чан, — Бьякуран шептал это так нежно, что перехватывало дыхание. Он смотрел на запустившуюся оболочку как на величайшее чудо.
На шестой день они всё-таки выбрались из номера. К тому моменту уже наступила глубокая ночь. Небо было абсолютно черным.
— Как назовем? — неожиданно спросил Бьякуран, не уточняя, о чем речь. Он вполне мог иметь в виду и игру, и раскинувшийся вокруг город, и целый мир, продолжавшийся за его пределами.
— Выбор? — предположил Шоичи и, спохватившись, поспешно перевел на английский, — Чойс.
— Чойс, — протянул Бьякуран, будто пробуя слово на вкус. — Мне нравится.
Они шли к морю, и воздух пах солью и йодом.
Бьякуран стянул кеды первым, с удовольствием зарылся пальцами в песок и замер, дожидаясь, пока Шоичи последует его примеру.
— Ты умеешь танцевать, Шо-чан? — спросил он неожиданно.
Шоичи отрицательно мотнул головой и подхватил кеды, связав их между собой шнурками.
— А целоваться? — не унимался Бьякуран, размашистым шагом двигаясь к линии прибоя. Несмотря на новолуние, его одетую в светлое фигуру было отлично видно на фоне черной воды, словно он сам сиял не хуже луны, отражая свет невидимого солнца.
— Нет, — Шоичи казалось, он покраснел до самых ушей.
— Зря! — Бьякуран уже шел вдоль прибоя, всё дальше и дальше. — Ты теряешь слишком много времени, Шо-чан. Сколько тебе сейчас, двадцать? Если ты умрешь прямо сейчас, — он замер, обернувшись через плечо, — что ты вспомнишь? Не обесценивай свою жизнь, Шо-чан.
В тот момент Шоичи как никогда остро хотелось развернуться и уйти, выбросить из жизни этот вечер, этот месяц, этого Бьякурана, но он продолжал стоять и слушать. И ноги его словно вросли во влажный песок, пропитанный солью.
Догнать Бьякурана у него не хватило сил.
Наутро Бьякуран не вернулся в номер. Шоичи смотрел в монитор, не вдумываясь в значение команд. Телефон молчал, в мессенджере было пусто, в почте болтался только спам. Жизнь застыла в худшей своей точке, наталкивая на мысли, что время не так уж равномерно и прямолинейно. Было жарко, ему нестерпимо хотелось спать и, почему-то, целоваться.
Часы над дверью тикали размеренно и неумолимо, но стрелки, казалось, прилипли к циферблату, дожидаясь одним им ведомого знака, чтобы сорваться с места.
В итоге Шоичи сам не заметил, как задремал, и его не разбудил ни поворот ключа, ни стук двери. С волос Бьякурана капала вода, одежда его была мокрой насквозь. Стягивая с себя липнущую к телу ткань, он прошел в комнату и рухнул на кровать Шоичи, вырвав того из тяжелого полусна.
Ледяное тело под боком мгновенно разбудило, и Шоичи рванулся было вскочить, то ли чтобы включить горячую воду в душе, то ли чтобы вытолкать Бьякурана взашей, но был прижат рукой к кровати.
— Не двигайся, — прошептал Бьякуран ему на ухо, обжигая кожу дыханием. — Не шевелись, Шо-чан.
Шоичи послушно замер, позволяя Бьякурану устроить голову у себя на плече.
— Чего ты боишься? — вернул он недавний вопрос.
— Не быть, — отозвался Бьякуран.
Его влажные волосы щекотали Шоичи шею.
— Многовариантный выбор, — шептал Бьякуран, — в этом мире каждый из нас — песчинка. Что будет, если сделать песчинку многовариантной? Она превратится в ничто, Шо-чан. В бесконечно малую величину, которой можно пренебречь в расчётах. Я не хочу этого.
Шоичи не к месту подумал о том, что одна песчинка способна сломать часовой механизм, но не стал говорить это вслух.
— Если ты сейчас умрешь, — он едва набрался смелости, чтобы выговорить это, — тебе будет, что вспомнить?
Бьякуран совершенно не умел целоваться. Он мазнул губами по губам Шоичи, почти навис над ним, улыбаясь удивленно.
— Конечно, будет.
К началу третьего семестра Шоичи не представлял себе жизни без этой улыбки.

Команда: 10051 team
Тема: романс/флафф
Пейринг/Персонажи: Бьякуран/Шоичи
Размер: ~1300 слов
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: все принадлежит Амано
Саммари: Один факультет, один курс, они не поладили с самого начала, и казалось, что это противостояние так и будет продолжаться вплоть до самого выпускного

С этой комнатой изначально было что-то не так. Начать хотя бы с того, что в неё заселили не по алфавиту, как будто не было ни одного студента, чья фамилия начиналась бы на "аш". На табличке под номером значилось небрежно написанное маркером: "Джессо" и чуть ниже, куда аккуратнее — "Ирие".
Один факультет, один курс, они не поладили с самого начала, и казалось, что это противостояние так и будет продолжаться вплоть до самого выпускного. Бьякуран плевать хотел на чужое личное пространство, пропускал первые пары, а если и приходил, то всё равно дремал вполглаза, полностью игнорируя преподавателей. Шоичи отказывался делиться конспектами и ставил поближе к Бьякурану будильник. После одного из таких перемещений тот вылетел в окно, а Бьякуран так и остался досыпать.
Они никак не могли сработаться, мешали друг другу, раздражали, злили. Шоичи отгораживался наушниками, включал музыку громче, но стук клавиатуры чужого ноутбука отвлекал куда сильнее, чем он мог себе представить. Бьякуран забывал на столе кружки с остатками кофе и, казалось, вообще не ел ничего, кроме сладкого. Шелестящие фантики попадались под руку в самый неподходящий момент, и в светлых глазах Бьякурана ни разу не наблюдалось раскаяния по этому поводу.
После первой сессии Шоичи мечтал сбежать куда подальше из общежития, желательно — в родную Японию, но подсчитал расходы на дорогу, передумал и остался, проторчав почти все праздники в мастерской у Спаннера.
Эти дни можно было назвать практически спокойными, а по возвращении Шоичи задумался об убийстве, и не сказать, что эта идея показалась ему такой уж плохой. Разгром, царивший в комнате, был больше похож на последствия вспышки ярости, чем на следы вечеринки, а сам Бьякуран лежал на кровати под тремя одеялами, подтянув колени к груди. Распахнутое окно и тонкий слой льда на подоконнике довершали картину.
Шоичи ругался. Долго, громко, зло. К слову пришлось и наплевательское отношение к окружающим, и неумение о себе позаботиться. Он метался по комнате, закрывая окно, доставая из сумки теплые вещи, ставя чайник, а Бьякуран смотрел на него удивленно и молчал. Потом рискнул выбраться из-под одеял и получил свитером по лицу. Шоичи ждал катастрофы, но Бьякуран молча поднял его и безропотно надел прямо поверх модной драной футболки.
Он сидел в ворохе одеял, скрестив ноги, растрепанный, растерянный, слишком тихий, и Шоичи чувствовал, как злость уходит. Уходит, оставляя вместо себя нежданную тревогу.
Обжигающий чай они пили в молчании, Шоичи смотрел в свою чашку, а Бьякуран с едва заметной улыбкой — на Шоичи. И ему уже тогда стоило насторожиться.
Как показала практика, благодарный Бьякуран был куда страшнее Бьякурана безразличного. Он звал Шоичи по имени, в итоге вовсе сократив до милого по его мнению "Шо-чан", варил кофе на двоих, добавляя абсолютно невероятное количество сахара, и честно пытался питаться правильно. Бутербродами, которые делал Шоичи.
Его поведение совсем не походило на попытку исправиться, скорее уж на увлекательную игру, правила которой самому Шоичи сообщить не сочли нужным. Сперва это раздражало, но со временем вошло привычку — в конечном счете человек привыкает ко всему. К концу второго семестра они могли бы уже назвать себя хорошими приятелями, если бы вдруг у одного из них возникла мысль об этом задуматься.
Лето Шоичи также вынужден был провести в Америке. Из общежития никто не гнал, подработки хватало, а Спаннер вовсю агитировал присоединиться к новому проекту, в котором были задействованы какие-то крайне интересные чертежи, но и тут Бьякуран приложил свою руку. Не спрашивая согласия, он покидал в сумку их вещи вперемешку и сунул в карман рубашки Шоичи билет на автобус до побережья. «В конечном счете, — решил тогда Шоичи, — Какая разница, где писать код». Подхватив сумку с ноутбуком, он позволил почти на месяц утащить себя в Калифорнию. И не мог сказать, что ему это не понравилось.
— Ты зануда, — говорил Бьякуран, делая глоток коктейля из высокого бокала. — Ты хочешь казаться занудой.
Шоичи пожимал плечами и делал вид, что в мире не существует ничего интереснее простенькой игрушки с многовариантным финалом, которую он писал в свободное время.
— Почему тебе всё безразлично? — спрашивал Бьякуран, перегнувшись через стол и заглядывая в глаза.
Он был абсолютно, беспросветно пьян — или хотел казаться таковым. Но действовал он, разворачивая к себе ноутбук, быстро и аккуратно.
— Чего ты боишься? — допытывался он, пробегая взглядом по коду. И даже не сделав паузы, ткнул пальцем в строку с вызовом функции: — Тут будет ошибка.
Ошибки, как оказалось, Бьякуран мог находить в абсолютно любом состоянии. Опечатки, несоответствия, погрешности — он просматривал команду за командой, хмурился, прикусывал палец или жевал очередную конфету, не отрываясь от чтения ни на минуту. Шоичи был заворожен. За окном сияло солнце, несло свои волны море, а они сидели в крошечном номере гостиницы, склонившись над ноутбуком, соприкасаясь головами, и игра разворачивалась перед ними, все больше и больше обрастая подробностями.
— Потрясающе, Шо-чан, — Бьякуран шептал это так нежно, что перехватывало дыхание. Он смотрел на запустившуюся оболочку как на величайшее чудо.
На шестой день они всё-таки выбрались из номера. К тому моменту уже наступила глубокая ночь. Небо было абсолютно черным.
— Как назовем? — неожиданно спросил Бьякуран, не уточняя, о чем речь. Он вполне мог иметь в виду и игру, и раскинувшийся вокруг город, и целый мир, продолжавшийся за его пределами.
— Выбор? — предположил Шоичи и, спохватившись, поспешно перевел на английский, — Чойс.
— Чойс, — протянул Бьякуран, будто пробуя слово на вкус. — Мне нравится.
Они шли к морю, и воздух пах солью и йодом.
Бьякуран стянул кеды первым, с удовольствием зарылся пальцами в песок и замер, дожидаясь, пока Шоичи последует его примеру.
— Ты умеешь танцевать, Шо-чан? — спросил он неожиданно.
Шоичи отрицательно мотнул головой и подхватил кеды, связав их между собой шнурками.
— А целоваться? — не унимался Бьякуран, размашистым шагом двигаясь к линии прибоя. Несмотря на новолуние, его одетую в светлое фигуру было отлично видно на фоне черной воды, словно он сам сиял не хуже луны, отражая свет невидимого солнца.
— Нет, — Шоичи казалось, он покраснел до самых ушей.
— Зря! — Бьякуран уже шел вдоль прибоя, всё дальше и дальше. — Ты теряешь слишком много времени, Шо-чан. Сколько тебе сейчас, двадцать? Если ты умрешь прямо сейчас, — он замер, обернувшись через плечо, — что ты вспомнишь? Не обесценивай свою жизнь, Шо-чан.
В тот момент Шоичи как никогда остро хотелось развернуться и уйти, выбросить из жизни этот вечер, этот месяц, этого Бьякурана, но он продолжал стоять и слушать. И ноги его словно вросли во влажный песок, пропитанный солью.
Догнать Бьякурана у него не хватило сил.
Наутро Бьякуран не вернулся в номер. Шоичи смотрел в монитор, не вдумываясь в значение команд. Телефон молчал, в мессенджере было пусто, в почте болтался только спам. Жизнь застыла в худшей своей точке, наталкивая на мысли, что время не так уж равномерно и прямолинейно. Было жарко, ему нестерпимо хотелось спать и, почему-то, целоваться.
Часы над дверью тикали размеренно и неумолимо, но стрелки, казалось, прилипли к циферблату, дожидаясь одним им ведомого знака, чтобы сорваться с места.
В итоге Шоичи сам не заметил, как задремал, и его не разбудил ни поворот ключа, ни стук двери. С волос Бьякурана капала вода, одежда его была мокрой насквозь. Стягивая с себя липнущую к телу ткань, он прошел в комнату и рухнул на кровать Шоичи, вырвав того из тяжелого полусна.
Ледяное тело под боком мгновенно разбудило, и Шоичи рванулся было вскочить, то ли чтобы включить горячую воду в душе, то ли чтобы вытолкать Бьякурана взашей, но был прижат рукой к кровати.
— Не двигайся, — прошептал Бьякуран ему на ухо, обжигая кожу дыханием. — Не шевелись, Шо-чан.
Шоичи послушно замер, позволяя Бьякурану устроить голову у себя на плече.
— Чего ты боишься? — вернул он недавний вопрос.
— Не быть, — отозвался Бьякуран.
Его влажные волосы щекотали Шоичи шею.
— Многовариантный выбор, — шептал Бьякуран, — в этом мире каждый из нас — песчинка. Что будет, если сделать песчинку многовариантной? Она превратится в ничто, Шо-чан. В бесконечно малую величину, которой можно пренебречь в расчётах. Я не хочу этого.
Шоичи не к месту подумал о том, что одна песчинка способна сломать часовой механизм, но не стал говорить это вслух.
— Если ты сейчас умрешь, — он едва набрался смелости, чтобы выговорить это, — тебе будет, что вспомнить?
Бьякуран совершенно не умел целоваться. Он мазнул губами по губам Шоичи, почти навис над ним, улыбаясь удивленно.
— Конечно, будет.
К началу третьего семестра Шоичи не представлял себе жизни без этой улыбки.

@темы: романс\флафф, 10051 team
Бьякуран, внимательный к ошибкам, непривычен - роль походной беты всегда предтавлялась мне подходящей Шоичи, но, возможно, при том обилии информации, что доступно Бьякурану, видеть критически ошибочное необходимо для извлечения хоть какой-либо пользы. Зато привычка Бьякурана застужать всё вокруг и себя чуть что показалась очень ему подходящей.
А вот ужасным соседом он мне не показался, решительно не понимаю Шоичи! Видимо, я из гильдии ужасных соседей имени Бьякурана.
Текст почему-то прочитался как история о Бьякуране, мающемся отсутствием ценности всех и вся на фоне многомировой грандиозности, и Шоичи, которого втянуло в эту маету, как будто в водоворот по песчинке.
Шоичи не к месту подумал о том, что одна песчинка способна сломать часовой механизм, но не стал говорить это вслух.
Шоичи ругался. Долго, громко, зло. К слову пришлось и наплевательское отношение к окружающим, и неумение о себе позаботиться. Он метался по комнате, закрывая окно, доставая из сумки теплые вещи, ставя чайник, а Бьякуран смотрел на него удивленно и молчал.
ужасная милота
Ну и конец удался. Хочется назвать их отчаянными трогательными интеллектуалами)) в этом для меня явно что-то есть.
Хочу еще.
Замечательная история, большое спасибо!
отдельное спасибо за персик, даже дженовый и вскользь))
А вот ужасным соседом он мне не показался, решительно не понимаю Шоичи!
ой, а я очень понимаю! кошмар же!
Спасибо
очень понравилось, спасибо!