Название: Вопрос веры
Команда: 10051 team
Тема: мистика\психодел\хоррор
Пейринг/Персонажи: Бьякуран|Шоичи
Размер: 3342 слова
Жанр: мистика
Рейтинг: G
Дисклеймер: все принадлежит Амано
Саммари: Три ночи, когда приходил Бьякуран, и одна, когда он не пришел.
Они говорили, со временем станет легче.
Они говорили, руки прекратят дрожать, скоро, очень скоро, Шоичи-кун. И Цуна смотрел на него с такими болью и пониманием в глазах, что становилось мерзко, а руки потели и дрожали еще сильней, будто назло.
Они говорили: «Теперь все будет хорошо».
Они продолжали жить.
Шоичи, закрывая глаза, видел вспышки разноцветного пламени, животных из коробочек, слышал звон мечей и ощущал, как где-то на уровне сердца все еще пульсирует ярко-желтая метка цели, неотвратимо высасывая из него жизнь.
И тоже продолжал.
***
Новая жизнь для Шоичи началась с ослепляющего итальянского солнца и слишком громких звуков вокруг. Сигналили автомобили, в голове крутилась какая-то песня, матерился за рулем Гокудера — все это давило, заставляло сжаться на заднем сидении и надеяться, что грядущий приступ мигрени будет милостив и непродолжителен.
Небольшая квартирка, которую приобрел ему Цуна, — ну надо же тебе где-то жить, правда, Шоичи-кун? — была безлика и пустынна: минимум мебели, максимум пространства и света. Пахло пластиком, упаковочной бумагой и — едва уловимо — краской.
Шоичи, внутренне робея, переступил через порог и прошелся по узкому коридору. Вслед за ним, тяжело дыша, ввалился Гокудера, поставил у стены немногочисленные коробки с вещами и по-хозяйски осмотрелся.
— А что, неплохое место тебе подобрал босс, да? — Гокудера прямо-таки светился гордостью, и Шоичи не хотелось его обижать.
— Поживем-увидим, мне слегка непривычно в Италии, да и…целая квартира! Я не уверен, что смогу ее обжить и держать в чистоте, ну, ты понимаешь, привычка обходиться всего одной комнатой.
— Освоишься. Кстати, босс велел передать, что с работой пока придется подождать. Ему кажется, тебе жизненно необходим отпуск.
Когда за Гокудерой наконец захлопнулась дверь, Шоичи сел прямо на пол гостиной и огляделся. Правда заключалась в том, что ему было все равно, где жить. А еще — что он предпочел бы начать работать прямо сейчас, и его не волновало, что думает на этот счет Цуна с его гиперинтуицией.
Хотя, чем бы он занимался? Главная проблема в успешном достижении цели — пустота после. Шоичи в общем ничего не имел против пары недель безделья, спокойствия и тишины.
Просто его тишина была особенной и иногда шептала голосом Бьякурана.
***
Солнце ярко освещало спальню, но почему-то было очень холодно.
Шоичи подумал, что проспал слишком долго и уже собирался вставать, когда дверь распахнулась.
— Как твои дела, Шо-чан? Что-то ты плохо выглядишь, — насмешливо и невыносимо слащаво протянул Бьякуран.
— И почему я не удивлен вашему появлению, — почти спокойно проговорил Шоичи, комкая простыню в кулаке.
Бьякуран подошел к кровати, на секунду остановился, а потом бесцеремонно плюхнулся рядом, не снимая обуви. Солнечные лучи путались в его волосах, заставляя их отливать то белым, то фиолетовым.
Такой Бьякуран был порождением прошлого, в нем почти не было заметно злости или желания обладать всеми мирами, он завораживал — стройный, с растрепанными волосами, в простых джинсах и майке. Бьякуран молча перевернулся на другой бок, и Шоичи тут же мучительно захотелось к нему прикоснуться. Тот отреагировал мгновенно — изогнулся змеей в неуловимом движении, навалился сверху, прижимая Шоичи к подушке, внимательно посмотрел ему в глаза, а потом прошептал:
— Конечно же, ты не удивлен. Потому что ничего не кончено — ты это прекрасно знаешь. Здесь нас с тобой еще ждет очень много веселого и интересного.
— Но…— попытался протестовать Шоичи и тут же оказался прижат к подушке еще сильнее.
— Ты же не думаешь, что я смогу отпустить тебя просто так, Шо-чан? — он ткнул пальцем прямо над сердцем, очерчивая воображаемую метку цели. — Я не выиграл. Пока.
Бьякуран засмеялся так, как он делал это всегда — громко, зловеще, его смех будто отталкивался от стен, буквально залитых ярко-желтым светом, и грохотал, грохотал, грохотал, ввинчиваясь в мозг тысячью игл, пока наконец боль не стала невыносимой. Мир перед глазами взорвался тем самым разноцветным пламенем, а Шоичи кричал и сжимал кулаки, и сбивчиво дышал, сидя на постели.
Он пришел в себя, когда ночь за окном только вступала в свои права. Первая ночь наедине с Бьякураном.
***
Цуна проснулся еще до того, как телефон зазвонил – просто почувствовал. С первым же сигналом ответил:
— Я слушаю, Шоичи-кун.
Голос в трубке был ошарашенный, заполошный:
— Цуна, какое сегодня число?
— Тридцатое, — удивленно проговорил Цуна. — С тобой все в порядке?
— То есть, я сегодня прилетел в Италию? И прошло уже две недели с тех пор, как мы победили?
— Да, но…
— Цуна, послушай, это важно. Ты уверен, что Бьякуран мертв? — Шоичи произнес это “уверен” так непривычно твердо, что Цуна вдруг почувствовал себя неловко и мягко сказал:
— Я полностью в этом уверен, а тебе стоит побольше отдыхать.
— Что мне действительно стоит сделать, так это поскорее начать работать, — он говорил торопливо, резко, не спрашивая – просто утверждая факты. – Передай Спаннеру, что я буду утром.
— Сейчас передать? — растерянно поинтересовался Цуна, совершенно сбитый с толку поведением механика.
— Вот именно — сейчас. До связи, босс.
Цуна откинулся на подушки, уставился в потолок и попытался не думать о грызущем чувстве беспокойства, разрастающемся внутри.
***
Как провел остаток ночи после первого кошмара на новом месте Шоичи толком не помнил. Время свилось для него в тугой разноцветный жгут: он то погружался в беспокойную дремоту, то вдруг выныривал из нее, тяжело дыша. Единственным ориентиром были часы, мерцавшие на прикроватной тумбочке.
2:00
В ушах звенит, слишком страшно, а глаза все еще болят от ослепляющего желтого света.
2:15
Звонок Цуне, неожиданно жесткий разговор, внезапное решение вернуться на работу. Чем он там займется? Усовершенствованием защиты Вонголы? От кого требуется защищаться? Зачем все это?
4:08
Жарко. Никак не получается устроиться поудобнее. Перед глазами — цветные круги. Полное ощущение, что он в комнате не один.
5:17
Нечем дышать — ощущение, будто тонешь, в панике открываешь рот, пытаясь добыть хоть немного воздуха, но в горящие огнем легкие вливается вода.
Шоичи мечется по кровати почти в горячке и вдруг замирает, сбитый с толку прикосновением, — по лицу резко провели ладонью, разгоряченную щеку на мгновение обожгло холодом металла, а потом резкой болью.
7:00
Противный писк будильника.
— Доброе утро, Шо-чан, — издевательски бормочет Шоичи себе под нос, копируя интонации Бьякурана. А чуть позже — разглядывает в зеркало царапину, криво протянувшуюся наискосок через левую щеку.
***
Ирие Шоичи был трудоголиком в полном смысле этого слова. Свою работу он обожал и, разбираясь с очередным чертежом или устройством, словно бы отгораживался от внешнего мира и собственных желаний – игнорировал даже чувство голода или боли. Он был из тех, кто ночует на работе, не желая выслужиться перед начальством или доделать что-то, а просто увлекшись, перестав замечать течение времени.
Работа была для него лучшим лекарством — от стрессов, которые не так давно взяли обыкновение сыпаться на него один за другим, от гастрита, мигрени, от мыслей… И от навязчивой идеи, что его преследует один недостаточно качественно убитый психопат — в теории, тоже. Но сегодня привычное средство отчего-то нисколько не помогало. Шоичи безучастно наблюдал, как Джаннини ритмично что-то печатает, как меланхоличный Спаннер с неизменным леденцом во рту копается в механизме усовершенствованной в очередной раз Моски, как открываются и закрываются двери, снуют туда-сюда люди в рабочей форме … и совсем ничего не чувствовал. Никакого энтузиазма, никаких новых идей. Нет пробирающего до мурашек чувства восторга от того, что находишься в каких-нибудь двух шагах от создания чего-то нового и интересного.
«Нас с тобой ждет здесь много веселого и интересного», — пронеслось вдруг в голове. Шоичи поморщился, бездумно провел рукой по оцарапанной щеке и вдруг застыл, вспоминая ощущения одного из ночных пробуждений. Так жалили холодом только кольца Маре — даже фальшивые. Это он помнил прекрасно, также как и тот факт, что, сколько бы он ни сжимал в руке ободок кольца, сколько бы ни тер его — металл всегда оставался чуть прохладным.
Шоичи вдруг сделалось неуютно, он обнял себя руками и еле слышно прошептал: «Чушь. Все это — просто бред, мне приснился кошмар, вот и все. Подумаешь — оцарапался во сне, с кем не бывает».
Щеку чуть саднило, и на коже все еще ощущался холод такой же, как от пламени Неба.
Под конец дня на пороге мастерской появился переминающийся с ноги на ногу Ямамото. Он кашлянул, обезоруживающе улыбнулся и обратился к Шоичи:
— Ну, как ты тут?
— Дела движутся, — неопределенно буркнул тот.
— Хочешь — поужинаем вместе? Или я могу отвезти тебя домой.
— Домой — это туда, где все еще неразобранные коробки с вещами? — Шоичи с подозрением глянул на Ямамото. Тот явно смутился и произнес, уставишись в пол:
— Цуна беспокоится. Велел присмотреть за тобой. Может, я помогу с обустройством на новом месте? Заодно и поедим чего-нибудь.
— Ладно, поехали, — сдался Шоичи, понимая, что так просто от него не отстанут. Босс беспокоится, как же! Всего-то ночной кошмар, а столько паники.
На душе, тем не менее, было гадко, и навязчивое ощущение беспокойства никуда деваться не собиралось.
Квартира встретила их тишиной, темнотой и пресловутыми коробками, о которые Ямамото немедленно запнулся.
— Это не дело, так и убиться можно. Куда их?
— Неси в гостиную, — махнул рукой Шоичи.
Комната со вчерашнего дня своего нежилого вида не изменила, вот только пахло в ней как будто чем-то сладким, а вовсе не недавним ремонтом. Ямамото поставил коробки в центр, скинул свой меч, с которым, похоже, теперь решил не расставаться никогда, и выжидающе посмотрел на Шоичи:
— С чего начнем?
— Да прямо с ближайшей, — Шоичи вынул стопку футболок и кинул их на диван. — Для начала — посмотрим, что в них. Я последний раз переезжал, кажется, тысячу лет назад. Здесь столько всякого барахла еще со студенческих времен, — за футболками последовали три пары намертво перепутавшихся проводами наушников, кружки с забавными надписями, пачка бумаги, наполовину исписанная непонятными символами, и толстая тетрадь, на обложке которой синим маркером было выведено «Чойс».
Шоичи поперхнулся воздухом:
— Я же говорю — столько разного — неприятного — невыносимого — чертова — студенческого — барахла! — он вдруг перешел на крик и пнул несчастную тетрадь, от чего та раскрылась и обиженно зашуршала листами.
Это было, словно он целиком искупался в леденящем пламени Бьякурана. Шоичи выносил многое, мирился с целой кучей не устраивающих и беспокоящих его вещей, но вот такое вот беспардонное напоминание о собственной слабости — было немного больше, чем слишком.
— Эй, хватит, — раздался вкрадчивый шепот Ямамото, и Шоичи вдруг почувствовал у локтя мокрый нос Джиро. По телу разлилось странное спокойствие, все ощущалось как будто сквозь вату.
— Не нужно, — слабо запротестовал Шоичи.
— Еще как нужно, приятель, Цуна никогда не ошибается, — Ямамото присел рядом с ним. — Расскажи, что произошло?
— Кошмары, — тоном, полным обманчивого равнодушия, проговорил Шоичи. — Он… приходит ко мне. Иногда это как будто, знаешь, ничего не закончилось. Иногда это больно, – он провел рукой по царапине, пересекавшей щеку. — Иногда — просто страшно.
— И всего-то? — рассмеялся Ямамото. — Знаешь, я слышал, что лучшее средство от дурных снов — переутомление. Работаешь, как проклятый, а потом спишь как убитый.
В свете всего происходящего это прозвучало зловеще, и Ямамото замялся на мгновение, а после продолжил:
— Или…
— Или можно не спать вовсе. Не спать, сколько можешь выдержать, чтобы потом наконец — спокойно, — у Шоичи заблестели глаза, как блестели всегда, когда собственная мысль казалась ему особенно удачной.
— Не думаю, что это хорошее решение, — осторожно произнес Ямамото, но идея уже полностью завладела Шоичи. Он вдруг резко встал и засуетился: принялся быстро опустошать коробки, не приглядываясь к содержимому, тут же сортировал вещи — одежда в шкаф, посуда на кухню, — а потом вдруг резко остановился и спросил в пространство:
— А ты — веришь?
— Во что? — недоуменно переспросил Ямамото, совершенно сбитый с толку.
— В то, что он умер, и все закончилось хорошо?
Ямамото покачал головой:
— Это не вопрос веры. Это — факт.
Шоичи, пытаясь унять нервную дрожь в руках, странно посмотрел на него и прошептал:
— Мне теперь так не кажется. С каждым часом все больше и больше.
***
Этой ночью, оставшись в одиночестве, Шоичи твердо решил следовать своей идее и поэтому спать не ложился — остался сидеть в полутемной гостиной, наблюдая за сполохами света и вздрагивая от звуков взрыва — там кто-то праздновал, и фейерверки за окном сверкали и переливались с оглушительным шумом, но нисколько не радовали.
Время для него практически не шло, не зная, чем заняться, он закрывал слезящиеся глаза и видел перед собой набившие оскомину картины: планы базы Мелоне, одинаковых Червелло, раздражающих яркостью розовых волос, пульт управления, машину времени, кольца холодного металла. Это было невыносимо, он вставал, нервно прохаживался по комнате, бросал взгляд на часы – время по-прежнему не двигалось, он почти физически ощущал каждые пятнадцать минут, растягивавшиеся для него на целую вечность.
Он пробовал читать, открывал книгу, но вскоре осознавал себя бездумно перелистывающим страницы. Неизменная музыка тоже нисколько не помогала — в голове крутилась совсем другая мелодия, и она не блокировалась ничем, сколько бы он ни пытался.
Наконец, устав от бесплодных попыток, Шоичи прилег на диван, отдаваясь течению мыслей. Безотчетно он принялся настукивать пальцами ритм той самой песни, что то и дело донимала его вот уже несколько дней. Когда он задумывался о том, кто исполнял ее или где она звучала — ничего не вспоминалось, неясные ассоциации возникали и тут же ускользали прочь. Но сейчас — в тишине и темноте — он вдруг понял, что это за мелодия. И понимание сорвалось стоном с его губ.
Бьякуран.
Все начиналось с него и заканчивалось им же.
Тогда они еще любили проводить время вместе. Каждый раз находились новые развлечения — фантазия позволяла. Но однажды Бьякуран, смеясь, затащил Шоичи в огромный зал филармонии и кивнул на рояль, стоявший посреди пустой сцены:
— Умеешь играть, Шо-чан? Ты ведь любишь музыку.
— Так говоришь, будто сам в этом деле мастер, — фыркнул Шоичи и обеспокоенно огляделся по сторонам. Находиться здесь им, ясное дело, не полагалось.
— Может, пойдем уже?
— Ни за что не уйду, пока не сыграю! — капризно протянул Бьякуран и топнул ногой для усиления эффекта, а потом направился прямо к инструменту. Шоичи остался стоять среди абсолютно пустого зрительного зала и скептически наблюдал за тем, как Бьякуран величественно опускается на стул и пафосно возносит руки над роялем.
— Знаешь, Шо-чан, музыка — это одновременно просто и сложно. С одной стороны — нот всего семь, но эти семь нот равняются неисчисляемому количеству сочетаний, миллионам вероятностей. Бесконечные возможности звучания… — Бьякуран мечтательно улыбнулся и неожиданно нежно коснулся клавиш. — Новая эмоция — новая песня. Например, вот эту я сочинил сам.
Он заиграл, и Шоичи застыл, вслушиваясь в бесконечно печальную и нежную мелодию, глядя, как осторожно, почти с любовью, Бьякуран касается клавиш. Музыка околдовывала, музыка творила невероятное — Бьякуран вдруг стал выглядеть хрупким и ранимым, пустынный зал филармонии преисполнился величия, а Шоичи с удивлением понял, что все это – только для него и попытался запомнить эти мгновения, прочувствовать их.
Но память человеческая несовершенна. Тогда внезапное осознание настоящего положения дел, опасность всей ситуации, работа, позже – заботы на Базе, потом помощь Вонголе начисто стерли все приятные моменты, связанные с Бьякураном. В том числе и этот, который он обещал себе не забывать.
Почему эта песня стала преследовать его? Почему именно сейчас?
На этот вопрос, как и на многие другие в последнее время, ответа не находилось.
В гулкой тишине пустой квартиры он вдруг явственно различил звук захлопывающейся крышки рояля и удаляющиеся шаги.
К тому времени, когда произошел срыв, Шоичи не спал уже четыре дня.
Ничего не получалось, все валилось из рук, окружающие раздражали, работа интересовала меньше и меньше с каждым днем, прожитым как в тумане.
Выглядел он откровенно плохо: черные мешки под глазами, белки которых были испещрены красными прожилками полопавшихся сосудов, мятая одежда, кривая царапина на щеке никак не заживала — он то и дело раздирал ее, бледность и загнанный взгляд. Когда он проходил по коридору мимо рабочих, те принимались перешептываться за его спиной, гадая, что такого могло произойти с их боссом.
Шоичи вздрагивал от резких звуков, постоянно мерз, в первые два дня ему адски хотелось спать, а потом накатили нездоровая бодрость и энергичность, которые быстро сменились апатией, безучастностью ко всему и состоянием пограничного сознания.
Дома в эти дни он находиться не хотел: слишком много ненужных напоминаний. Он бросал взгляд на шахматы и тут же видел Бьякурана в кресле напротив, задумчиво теребящего в руках пешку или ладью белого цвета, — он всегда ими играл — смотрел на пачку бумаги и вот уже Бьякуран лежит прямо на полу, грызет кончик карандаша и заполняет белоснежные листы ровными рядами каллиграфически выведенных иероглифов. Было нечем дышать от разливавшегося по всему дому тошнотворного запаха ванили, хотя никаких сладостей Шоичи вроде бы не покупал, а в мыслях безостановочно крутилась та самая песня.
«Я сошел с ума», — меланхолично думал Шоичи и шел собираться на работу, потому что нужно было продолжать жить.
В мастерской, когда он в очередной раз на мгновение завис между сном и явью, ему показалось, как мелькнул и исчез за поворотом человек в белых одеждах. Шоичи вздрогнул, и чашка, полная горячего крепкого чая, выскользнула из рук и разбилась вдребезги.
— Черт! — выругался Шоичи и бессильно прислонился к стене. — Черт! Черт! Черт! — он в ярости забарабанил кулаками. — Да сколько можно, сколько ты будешь меня преследовать, черт тебя возьми! Так больше не может продолжаться! Достаточно!
— Это уж точно, — раздался спокойный голос Спаннера. — Все, что мог, для того, чтобы напугать всех вокруг, ты уже сделал. А теперь успокойся.
— Ты не понимаешь! — запротестовал Шоичи. — Я… Он…
— Что — преследует тебя? Это слышали все в радиусе пятидесяти метров, поверь мне. А сейчас ты послушаешь меня. У тебя проблемы. От того ли они, что ты не спал примерно неделю или нет, мне неизвестно. Я знаю одно — тебе нужно разобраться с ними, хочешь ты того или нет.
— Но, Бьякуран…
— Для начала попробуй понять, зачем он приходит, если это и правда так. Он заставляет тебя вспоминать — зачем? Здесь, кажется, ни для кого ни секрет, что его смерть повлияла на тебя сильнее всех. Просто, — Спаннер замялся, — просто скажи ему, что ты думаешь обо всем этом. И обязательно поспи.
Он развернулся к рабочим и крикнул:
— Так, парни, продолжаем работу без босса! Кое-кому не мешало бы отдохнуть, верно?
Ответом был одобрительный гул всех присутствующих.
Шоичи ощущал себя абсолютно разбитым, поэтому голосу разума он внял даже с некоторой благодарностью.
Дома он, не раздеваясь, рухнул на кровать и уставился в потолок. Глаза не закрывались и болели, в них будто насыпали песка, сон не шел, свет за окном, льющийся сквозь щель между шторами, откровенно раздражал. Часы на тумбочке исправно отсчитывали секунды и минуты.
Ничего не происходило.
Момент, когда в полной тишине раздался скрип открывающейся двери, был ожидаемым и отчего-то успокаивающим.
— Почему ты не влетаешь через окно или не появляешься в клубах черного дыма по всем законам кошмарных снов? — пробурчал Шоичи и потянул на себя одеяло, переворачиваясь на другой бок.
— Очевидно же, Шо-чан, — потому что нормальные люди заходят через дверь. — Бьякуран присел на край постели.
— Так ты теперь считаешь себя нормальным? — усмехнулся Шоичи и тут же задал другой, более волнующий его в данный момент вопрос:
— Значит, все это — действительно происходит? Ты — настоящий? Это не сон? Я не схожу с ума?
— Зависит от того, во что ты хочешь верить, Шо-чан, — безмятежно улыбнулся Бьякуран. — Тебе нравится, когда все вокруг считают тебя сумасшедшим?
— Естественно, нет! — возмутился Шоичи.
— Тогда не позволяй им этого делать, все просто.
— Хорошо развлекся, наблюдая за мной? — вдруг раздраженно прошептал Шоичи. — Много веселого и интересного, ну да. Например — паранойя и мания преследования, отличные развлечения, нечего сказать. Ты… ты умер, а я тут как дурак разговариваю — со своей галлюцинацией? С твоим призраком? Сам с собой? Вспоминаю каждую мелочь, мучаюсь, узнавая тебя в каждом встреченном мне человеке в белом. Зачем ты это делаешь? Тебе недостаточно того, что уже натворил?
Бьякуран внимательно посмотрел на Шоичи, протянул руку, будто бы собираясь провести ладонью по раненной щеке, а потом резко отдернул ее — Шоичи разглядел блеснувшее в лучах закатного солнца кольцо Неба на его пальце — и произнес:
— Помнишь рояль и пустой зал филармонии, Шо-чан? Тогда мне тоже казалось, что я сплю, потому что я уже знал, что случится дальше. И тогда я думал — зачем все это? Миллионы вероятностей, помнишь? Иногда обыкновенная вера творит чудеса. Даже вера в несбыточное. Но моя, к сожалению, не смогла.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что теперь настала твоя очередь верить. Скажи, ты, лично ты, хочешь, чтобы я существовал? Надеешься, что в каком-то из миров я, возможно, выжил? Думаешь ли, что действительно мог бы встретить меня, просто проходя по улице?
Шоичи отвернулся. Он знал ответ на этот вопрос, он все решил, уже в машине по пути домой, но озвучивать решение не торопился.
Молчание затянулось, повеяло пустотой, Шоичи повернулся, чтобы ответить, но в комнате уже никого не было, только распахнутое окно и штора, колыхавшаяся на ветру.
Закат пылал.
Третья ночь наконец вступала в свои права.
***
В одном из триллионов параллельных миров царили спокойствие и солнечная погода.
Дверь в ничем не примечательную продуктовую лавочку распахнул странный мужчина со светлыми волосами, одетый в просторные хлопчатобумажные белые штаны и такого же цвета свободную рубаху. Он лучезарно улыбнулся девушке, стоящей за прилавком, и попросил:
— Милая, можно мне какой-нибудь еды? И еще вон тех симпатичных сладостей заодно.
— Господин собирается в дорогу? — прощебетала та.
— Не совсем. Но мне предстоит очень дальний путь.
В это время в другом параллельном мире Шоичи перевернулся с боку на бок во сне. Четвертая ночь — уже без Бьякурана — обещала быть спокойной.
Команда: 10051 team
Тема: мистика\психодел\хоррор
Пейринг/Персонажи: Бьякуран|Шоичи
Размер: 3342 слова
Жанр: мистика
Рейтинг: G
Дисклеймер: все принадлежит Амано
Саммари: Три ночи, когда приходил Бьякуран, и одна, когда он не пришел.
Вера должна подкреплять воображение, ибо вера создает волю... Решительная воля есть начало всех магических операций... Из-за того, что люди не умеют в совершенстве воображать и верить в совершенстве, получается, что результаты их магии сомнительны, ненадежны, тогда как они могли быть вполне надежными.
© Парацельс
© Парацельс
Они говорили, со временем станет легче.
Они говорили, руки прекратят дрожать, скоро, очень скоро, Шоичи-кун. И Цуна смотрел на него с такими болью и пониманием в глазах, что становилось мерзко, а руки потели и дрожали еще сильней, будто назло.
Они говорили: «Теперь все будет хорошо».
Они продолжали жить.
Шоичи, закрывая глаза, видел вспышки разноцветного пламени, животных из коробочек, слышал звон мечей и ощущал, как где-то на уровне сердца все еще пульсирует ярко-желтая метка цели, неотвратимо высасывая из него жизнь.
И тоже продолжал.
***
Новая жизнь для Шоичи началась с ослепляющего итальянского солнца и слишком громких звуков вокруг. Сигналили автомобили, в голове крутилась какая-то песня, матерился за рулем Гокудера — все это давило, заставляло сжаться на заднем сидении и надеяться, что грядущий приступ мигрени будет милостив и непродолжителен.
Небольшая квартирка, которую приобрел ему Цуна, — ну надо же тебе где-то жить, правда, Шоичи-кун? — была безлика и пустынна: минимум мебели, максимум пространства и света. Пахло пластиком, упаковочной бумагой и — едва уловимо — краской.
Шоичи, внутренне робея, переступил через порог и прошелся по узкому коридору. Вслед за ним, тяжело дыша, ввалился Гокудера, поставил у стены немногочисленные коробки с вещами и по-хозяйски осмотрелся.
— А что, неплохое место тебе подобрал босс, да? — Гокудера прямо-таки светился гордостью, и Шоичи не хотелось его обижать.
— Поживем-увидим, мне слегка непривычно в Италии, да и…целая квартира! Я не уверен, что смогу ее обжить и держать в чистоте, ну, ты понимаешь, привычка обходиться всего одной комнатой.
— Освоишься. Кстати, босс велел передать, что с работой пока придется подождать. Ему кажется, тебе жизненно необходим отпуск.
Когда за Гокудерой наконец захлопнулась дверь, Шоичи сел прямо на пол гостиной и огляделся. Правда заключалась в том, что ему было все равно, где жить. А еще — что он предпочел бы начать работать прямо сейчас, и его не волновало, что думает на этот счет Цуна с его гиперинтуицией.
Хотя, чем бы он занимался? Главная проблема в успешном достижении цели — пустота после. Шоичи в общем ничего не имел против пары недель безделья, спокойствия и тишины.
Просто его тишина была особенной и иногда шептала голосом Бьякурана.
***
Солнце ярко освещало спальню, но почему-то было очень холодно.
Шоичи подумал, что проспал слишком долго и уже собирался вставать, когда дверь распахнулась.
— Как твои дела, Шо-чан? Что-то ты плохо выглядишь, — насмешливо и невыносимо слащаво протянул Бьякуран.
— И почему я не удивлен вашему появлению, — почти спокойно проговорил Шоичи, комкая простыню в кулаке.
Бьякуран подошел к кровати, на секунду остановился, а потом бесцеремонно плюхнулся рядом, не снимая обуви. Солнечные лучи путались в его волосах, заставляя их отливать то белым, то фиолетовым.
Такой Бьякуран был порождением прошлого, в нем почти не было заметно злости или желания обладать всеми мирами, он завораживал — стройный, с растрепанными волосами, в простых джинсах и майке. Бьякуран молча перевернулся на другой бок, и Шоичи тут же мучительно захотелось к нему прикоснуться. Тот отреагировал мгновенно — изогнулся змеей в неуловимом движении, навалился сверху, прижимая Шоичи к подушке, внимательно посмотрел ему в глаза, а потом прошептал:
— Конечно же, ты не удивлен. Потому что ничего не кончено — ты это прекрасно знаешь. Здесь нас с тобой еще ждет очень много веселого и интересного.
— Но…— попытался протестовать Шоичи и тут же оказался прижат к подушке еще сильнее.
— Ты же не думаешь, что я смогу отпустить тебя просто так, Шо-чан? — он ткнул пальцем прямо над сердцем, очерчивая воображаемую метку цели. — Я не выиграл. Пока.
Бьякуран засмеялся так, как он делал это всегда — громко, зловеще, его смех будто отталкивался от стен, буквально залитых ярко-желтым светом, и грохотал, грохотал, грохотал, ввинчиваясь в мозг тысячью игл, пока наконец боль не стала невыносимой. Мир перед глазами взорвался тем самым разноцветным пламенем, а Шоичи кричал и сжимал кулаки, и сбивчиво дышал, сидя на постели.
Он пришел в себя, когда ночь за окном только вступала в свои права. Первая ночь наедине с Бьякураном.
***
Цуна проснулся еще до того, как телефон зазвонил – просто почувствовал. С первым же сигналом ответил:
— Я слушаю, Шоичи-кун.
Голос в трубке был ошарашенный, заполошный:
— Цуна, какое сегодня число?
— Тридцатое, — удивленно проговорил Цуна. — С тобой все в порядке?
— То есть, я сегодня прилетел в Италию? И прошло уже две недели с тех пор, как мы победили?
— Да, но…
— Цуна, послушай, это важно. Ты уверен, что Бьякуран мертв? — Шоичи произнес это “уверен” так непривычно твердо, что Цуна вдруг почувствовал себя неловко и мягко сказал:
— Я полностью в этом уверен, а тебе стоит побольше отдыхать.
— Что мне действительно стоит сделать, так это поскорее начать работать, — он говорил торопливо, резко, не спрашивая – просто утверждая факты. – Передай Спаннеру, что я буду утром.
— Сейчас передать? — растерянно поинтересовался Цуна, совершенно сбитый с толку поведением механика.
— Вот именно — сейчас. До связи, босс.
Цуна откинулся на подушки, уставился в потолок и попытался не думать о грызущем чувстве беспокойства, разрастающемся внутри.
***
Как провел остаток ночи после первого кошмара на новом месте Шоичи толком не помнил. Время свилось для него в тугой разноцветный жгут: он то погружался в беспокойную дремоту, то вдруг выныривал из нее, тяжело дыша. Единственным ориентиром были часы, мерцавшие на прикроватной тумбочке.
2:00
В ушах звенит, слишком страшно, а глаза все еще болят от ослепляющего желтого света.
2:15
Звонок Цуне, неожиданно жесткий разговор, внезапное решение вернуться на работу. Чем он там займется? Усовершенствованием защиты Вонголы? От кого требуется защищаться? Зачем все это?
4:08
Жарко. Никак не получается устроиться поудобнее. Перед глазами — цветные круги. Полное ощущение, что он в комнате не один.
5:17
Нечем дышать — ощущение, будто тонешь, в панике открываешь рот, пытаясь добыть хоть немного воздуха, но в горящие огнем легкие вливается вода.
Шоичи мечется по кровати почти в горячке и вдруг замирает, сбитый с толку прикосновением, — по лицу резко провели ладонью, разгоряченную щеку на мгновение обожгло холодом металла, а потом резкой болью.
7:00
Противный писк будильника.
— Доброе утро, Шо-чан, — издевательски бормочет Шоичи себе под нос, копируя интонации Бьякурана. А чуть позже — разглядывает в зеркало царапину, криво протянувшуюся наискосок через левую щеку.
***
Ирие Шоичи был трудоголиком в полном смысле этого слова. Свою работу он обожал и, разбираясь с очередным чертежом или устройством, словно бы отгораживался от внешнего мира и собственных желаний – игнорировал даже чувство голода или боли. Он был из тех, кто ночует на работе, не желая выслужиться перед начальством или доделать что-то, а просто увлекшись, перестав замечать течение времени.
Работа была для него лучшим лекарством — от стрессов, которые не так давно взяли обыкновение сыпаться на него один за другим, от гастрита, мигрени, от мыслей… И от навязчивой идеи, что его преследует один недостаточно качественно убитый психопат — в теории, тоже. Но сегодня привычное средство отчего-то нисколько не помогало. Шоичи безучастно наблюдал, как Джаннини ритмично что-то печатает, как меланхоличный Спаннер с неизменным леденцом во рту копается в механизме усовершенствованной в очередной раз Моски, как открываются и закрываются двери, снуют туда-сюда люди в рабочей форме … и совсем ничего не чувствовал. Никакого энтузиазма, никаких новых идей. Нет пробирающего до мурашек чувства восторга от того, что находишься в каких-нибудь двух шагах от создания чего-то нового и интересного.
«Нас с тобой ждет здесь много веселого и интересного», — пронеслось вдруг в голове. Шоичи поморщился, бездумно провел рукой по оцарапанной щеке и вдруг застыл, вспоминая ощущения одного из ночных пробуждений. Так жалили холодом только кольца Маре — даже фальшивые. Это он помнил прекрасно, также как и тот факт, что, сколько бы он ни сжимал в руке ободок кольца, сколько бы ни тер его — металл всегда оставался чуть прохладным.
Шоичи вдруг сделалось неуютно, он обнял себя руками и еле слышно прошептал: «Чушь. Все это — просто бред, мне приснился кошмар, вот и все. Подумаешь — оцарапался во сне, с кем не бывает».
Щеку чуть саднило, и на коже все еще ощущался холод такой же, как от пламени Неба.
Под конец дня на пороге мастерской появился переминающийся с ноги на ногу Ямамото. Он кашлянул, обезоруживающе улыбнулся и обратился к Шоичи:
— Ну, как ты тут?
— Дела движутся, — неопределенно буркнул тот.
— Хочешь — поужинаем вместе? Или я могу отвезти тебя домой.
— Домой — это туда, где все еще неразобранные коробки с вещами? — Шоичи с подозрением глянул на Ямамото. Тот явно смутился и произнес, уставишись в пол:
— Цуна беспокоится. Велел присмотреть за тобой. Может, я помогу с обустройством на новом месте? Заодно и поедим чего-нибудь.
— Ладно, поехали, — сдался Шоичи, понимая, что так просто от него не отстанут. Босс беспокоится, как же! Всего-то ночной кошмар, а столько паники.
На душе, тем не менее, было гадко, и навязчивое ощущение беспокойства никуда деваться не собиралось.
Квартира встретила их тишиной, темнотой и пресловутыми коробками, о которые Ямамото немедленно запнулся.
— Это не дело, так и убиться можно. Куда их?
— Неси в гостиную, — махнул рукой Шоичи.
Комната со вчерашнего дня своего нежилого вида не изменила, вот только пахло в ней как будто чем-то сладким, а вовсе не недавним ремонтом. Ямамото поставил коробки в центр, скинул свой меч, с которым, похоже, теперь решил не расставаться никогда, и выжидающе посмотрел на Шоичи:
— С чего начнем?
— Да прямо с ближайшей, — Шоичи вынул стопку футболок и кинул их на диван. — Для начала — посмотрим, что в них. Я последний раз переезжал, кажется, тысячу лет назад. Здесь столько всякого барахла еще со студенческих времен, — за футболками последовали три пары намертво перепутавшихся проводами наушников, кружки с забавными надписями, пачка бумаги, наполовину исписанная непонятными символами, и толстая тетрадь, на обложке которой синим маркером было выведено «Чойс».
Шоичи поперхнулся воздухом:
— Я же говорю — столько разного — неприятного — невыносимого — чертова — студенческого — барахла! — он вдруг перешел на крик и пнул несчастную тетрадь, от чего та раскрылась и обиженно зашуршала листами.
Это было, словно он целиком искупался в леденящем пламени Бьякурана. Шоичи выносил многое, мирился с целой кучей не устраивающих и беспокоящих его вещей, но вот такое вот беспардонное напоминание о собственной слабости — было немного больше, чем слишком.
— Эй, хватит, — раздался вкрадчивый шепот Ямамото, и Шоичи вдруг почувствовал у локтя мокрый нос Джиро. По телу разлилось странное спокойствие, все ощущалось как будто сквозь вату.
— Не нужно, — слабо запротестовал Шоичи.
— Еще как нужно, приятель, Цуна никогда не ошибается, — Ямамото присел рядом с ним. — Расскажи, что произошло?
— Кошмары, — тоном, полным обманчивого равнодушия, проговорил Шоичи. — Он… приходит ко мне. Иногда это как будто, знаешь, ничего не закончилось. Иногда это больно, – он провел рукой по царапине, пересекавшей щеку. — Иногда — просто страшно.
— И всего-то? — рассмеялся Ямамото. — Знаешь, я слышал, что лучшее средство от дурных снов — переутомление. Работаешь, как проклятый, а потом спишь как убитый.
В свете всего происходящего это прозвучало зловеще, и Ямамото замялся на мгновение, а после продолжил:
— Или…
— Или можно не спать вовсе. Не спать, сколько можешь выдержать, чтобы потом наконец — спокойно, — у Шоичи заблестели глаза, как блестели всегда, когда собственная мысль казалась ему особенно удачной.
— Не думаю, что это хорошее решение, — осторожно произнес Ямамото, но идея уже полностью завладела Шоичи. Он вдруг резко встал и засуетился: принялся быстро опустошать коробки, не приглядываясь к содержимому, тут же сортировал вещи — одежда в шкаф, посуда на кухню, — а потом вдруг резко остановился и спросил в пространство:
— А ты — веришь?
— Во что? — недоуменно переспросил Ямамото, совершенно сбитый с толку.
— В то, что он умер, и все закончилось хорошо?
Ямамото покачал головой:
— Это не вопрос веры. Это — факт.
Шоичи, пытаясь унять нервную дрожь в руках, странно посмотрел на него и прошептал:
— Мне теперь так не кажется. С каждым часом все больше и больше.
***
Этой ночью, оставшись в одиночестве, Шоичи твердо решил следовать своей идее и поэтому спать не ложился — остался сидеть в полутемной гостиной, наблюдая за сполохами света и вздрагивая от звуков взрыва — там кто-то праздновал, и фейерверки за окном сверкали и переливались с оглушительным шумом, но нисколько не радовали.
Время для него практически не шло, не зная, чем заняться, он закрывал слезящиеся глаза и видел перед собой набившие оскомину картины: планы базы Мелоне, одинаковых Червелло, раздражающих яркостью розовых волос, пульт управления, машину времени, кольца холодного металла. Это было невыносимо, он вставал, нервно прохаживался по комнате, бросал взгляд на часы – время по-прежнему не двигалось, он почти физически ощущал каждые пятнадцать минут, растягивавшиеся для него на целую вечность.
Он пробовал читать, открывал книгу, но вскоре осознавал себя бездумно перелистывающим страницы. Неизменная музыка тоже нисколько не помогала — в голове крутилась совсем другая мелодия, и она не блокировалась ничем, сколько бы он ни пытался.
Наконец, устав от бесплодных попыток, Шоичи прилег на диван, отдаваясь течению мыслей. Безотчетно он принялся настукивать пальцами ритм той самой песни, что то и дело донимала его вот уже несколько дней. Когда он задумывался о том, кто исполнял ее или где она звучала — ничего не вспоминалось, неясные ассоциации возникали и тут же ускользали прочь. Но сейчас — в тишине и темноте — он вдруг понял, что это за мелодия. И понимание сорвалось стоном с его губ.
Бьякуран.
Все начиналось с него и заканчивалось им же.
Тогда они еще любили проводить время вместе. Каждый раз находились новые развлечения — фантазия позволяла. Но однажды Бьякуран, смеясь, затащил Шоичи в огромный зал филармонии и кивнул на рояль, стоявший посреди пустой сцены:
— Умеешь играть, Шо-чан? Ты ведь любишь музыку.
— Так говоришь, будто сам в этом деле мастер, — фыркнул Шоичи и обеспокоенно огляделся по сторонам. Находиться здесь им, ясное дело, не полагалось.
— Может, пойдем уже?
— Ни за что не уйду, пока не сыграю! — капризно протянул Бьякуран и топнул ногой для усиления эффекта, а потом направился прямо к инструменту. Шоичи остался стоять среди абсолютно пустого зрительного зала и скептически наблюдал за тем, как Бьякуран величественно опускается на стул и пафосно возносит руки над роялем.
— Знаешь, Шо-чан, музыка — это одновременно просто и сложно. С одной стороны — нот всего семь, но эти семь нот равняются неисчисляемому количеству сочетаний, миллионам вероятностей. Бесконечные возможности звучания… — Бьякуран мечтательно улыбнулся и неожиданно нежно коснулся клавиш. — Новая эмоция — новая песня. Например, вот эту я сочинил сам.
Он заиграл, и Шоичи застыл, вслушиваясь в бесконечно печальную и нежную мелодию, глядя, как осторожно, почти с любовью, Бьякуран касается клавиш. Музыка околдовывала, музыка творила невероятное — Бьякуран вдруг стал выглядеть хрупким и ранимым, пустынный зал филармонии преисполнился величия, а Шоичи с удивлением понял, что все это – только для него и попытался запомнить эти мгновения, прочувствовать их.
Но память человеческая несовершенна. Тогда внезапное осознание настоящего положения дел, опасность всей ситуации, работа, позже – заботы на Базе, потом помощь Вонголе начисто стерли все приятные моменты, связанные с Бьякураном. В том числе и этот, который он обещал себе не забывать.
Почему эта песня стала преследовать его? Почему именно сейчас?
На этот вопрос, как и на многие другие в последнее время, ответа не находилось.
В гулкой тишине пустой квартиры он вдруг явственно различил звук захлопывающейся крышки рояля и удаляющиеся шаги.
К тому времени, когда произошел срыв, Шоичи не спал уже четыре дня.
Ничего не получалось, все валилось из рук, окружающие раздражали, работа интересовала меньше и меньше с каждым днем, прожитым как в тумане.
Выглядел он откровенно плохо: черные мешки под глазами, белки которых были испещрены красными прожилками полопавшихся сосудов, мятая одежда, кривая царапина на щеке никак не заживала — он то и дело раздирал ее, бледность и загнанный взгляд. Когда он проходил по коридору мимо рабочих, те принимались перешептываться за его спиной, гадая, что такого могло произойти с их боссом.
Шоичи вздрагивал от резких звуков, постоянно мерз, в первые два дня ему адски хотелось спать, а потом накатили нездоровая бодрость и энергичность, которые быстро сменились апатией, безучастностью ко всему и состоянием пограничного сознания.
Дома в эти дни он находиться не хотел: слишком много ненужных напоминаний. Он бросал взгляд на шахматы и тут же видел Бьякурана в кресле напротив, задумчиво теребящего в руках пешку или ладью белого цвета, — он всегда ими играл — смотрел на пачку бумаги и вот уже Бьякуран лежит прямо на полу, грызет кончик карандаша и заполняет белоснежные листы ровными рядами каллиграфически выведенных иероглифов. Было нечем дышать от разливавшегося по всему дому тошнотворного запаха ванили, хотя никаких сладостей Шоичи вроде бы не покупал, а в мыслях безостановочно крутилась та самая песня.
«Я сошел с ума», — меланхолично думал Шоичи и шел собираться на работу, потому что нужно было продолжать жить.
В мастерской, когда он в очередной раз на мгновение завис между сном и явью, ему показалось, как мелькнул и исчез за поворотом человек в белых одеждах. Шоичи вздрогнул, и чашка, полная горячего крепкого чая, выскользнула из рук и разбилась вдребезги.
— Черт! — выругался Шоичи и бессильно прислонился к стене. — Черт! Черт! Черт! — он в ярости забарабанил кулаками. — Да сколько можно, сколько ты будешь меня преследовать, черт тебя возьми! Так больше не может продолжаться! Достаточно!
— Это уж точно, — раздался спокойный голос Спаннера. — Все, что мог, для того, чтобы напугать всех вокруг, ты уже сделал. А теперь успокойся.
— Ты не понимаешь! — запротестовал Шоичи. — Я… Он…
— Что — преследует тебя? Это слышали все в радиусе пятидесяти метров, поверь мне. А сейчас ты послушаешь меня. У тебя проблемы. От того ли они, что ты не спал примерно неделю или нет, мне неизвестно. Я знаю одно — тебе нужно разобраться с ними, хочешь ты того или нет.
— Но, Бьякуран…
— Для начала попробуй понять, зачем он приходит, если это и правда так. Он заставляет тебя вспоминать — зачем? Здесь, кажется, ни для кого ни секрет, что его смерть повлияла на тебя сильнее всех. Просто, — Спаннер замялся, — просто скажи ему, что ты думаешь обо всем этом. И обязательно поспи.
Он развернулся к рабочим и крикнул:
— Так, парни, продолжаем работу без босса! Кое-кому не мешало бы отдохнуть, верно?
Ответом был одобрительный гул всех присутствующих.
Шоичи ощущал себя абсолютно разбитым, поэтому голосу разума он внял даже с некоторой благодарностью.
Дома он, не раздеваясь, рухнул на кровать и уставился в потолок. Глаза не закрывались и болели, в них будто насыпали песка, сон не шел, свет за окном, льющийся сквозь щель между шторами, откровенно раздражал. Часы на тумбочке исправно отсчитывали секунды и минуты.
Ничего не происходило.
Момент, когда в полной тишине раздался скрип открывающейся двери, был ожидаемым и отчего-то успокаивающим.
— Почему ты не влетаешь через окно или не появляешься в клубах черного дыма по всем законам кошмарных снов? — пробурчал Шоичи и потянул на себя одеяло, переворачиваясь на другой бок.
— Очевидно же, Шо-чан, — потому что нормальные люди заходят через дверь. — Бьякуран присел на край постели.
— Так ты теперь считаешь себя нормальным? — усмехнулся Шоичи и тут же задал другой, более волнующий его в данный момент вопрос:
— Значит, все это — действительно происходит? Ты — настоящий? Это не сон? Я не схожу с ума?
— Зависит от того, во что ты хочешь верить, Шо-чан, — безмятежно улыбнулся Бьякуран. — Тебе нравится, когда все вокруг считают тебя сумасшедшим?
— Естественно, нет! — возмутился Шоичи.
— Тогда не позволяй им этого делать, все просто.
— Хорошо развлекся, наблюдая за мной? — вдруг раздраженно прошептал Шоичи. — Много веселого и интересного, ну да. Например — паранойя и мания преследования, отличные развлечения, нечего сказать. Ты… ты умер, а я тут как дурак разговариваю — со своей галлюцинацией? С твоим призраком? Сам с собой? Вспоминаю каждую мелочь, мучаюсь, узнавая тебя в каждом встреченном мне человеке в белом. Зачем ты это делаешь? Тебе недостаточно того, что уже натворил?
Бьякуран внимательно посмотрел на Шоичи, протянул руку, будто бы собираясь провести ладонью по раненной щеке, а потом резко отдернул ее — Шоичи разглядел блеснувшее в лучах закатного солнца кольцо Неба на его пальце — и произнес:
— Помнишь рояль и пустой зал филармонии, Шо-чан? Тогда мне тоже казалось, что я сплю, потому что я уже знал, что случится дальше. И тогда я думал — зачем все это? Миллионы вероятностей, помнишь? Иногда обыкновенная вера творит чудеса. Даже вера в несбыточное. Но моя, к сожалению, не смогла.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что теперь настала твоя очередь верить. Скажи, ты, лично ты, хочешь, чтобы я существовал? Надеешься, что в каком-то из миров я, возможно, выжил? Думаешь ли, что действительно мог бы встретить меня, просто проходя по улице?
Шоичи отвернулся. Он знал ответ на этот вопрос, он все решил, уже в машине по пути домой, но озвучивать решение не торопился.
Молчание затянулось, повеяло пустотой, Шоичи повернулся, чтобы ответить, но в комнате уже никого не было, только распахнутое окно и штора, колыхавшаяся на ветру.
Закат пылал.
Третья ночь наконец вступала в свои права.
***
В одном из триллионов параллельных миров царили спокойствие и солнечная погода.
Дверь в ничем не примечательную продуктовую лавочку распахнул странный мужчина со светлыми волосами, одетый в просторные хлопчатобумажные белые штаны и такого же цвета свободную рубаху. Он лучезарно улыбнулся девушке, стоящей за прилавком, и попросил:
— Милая, можно мне какой-нибудь еды? И еще вон тех симпатичных сладостей заодно.
— Господин собирается в дорогу? — прощебетала та.
— Не совсем. Но мне предстоит очень дальний путь.
В это время в другом параллельном мире Шоичи перевернулся с боку на бок во сне. Четвертая ночь — уже без Бьякурана — обещала быть спокойной.
@темы: мистика\психодел\хоррор, 10051 team
-
-
19.01.2015 в 22:49-
-
20.01.2015 в 00:01-
-
20.01.2015 в 16:03А в конце я так поняла, читать дальше
-
-
20.01.2015 в 21:30читать дальше
-
-
23.01.2015 в 13:15-
-
23.01.2015 в 19:15-
-
21.02.2015 в 22:30Шанс все исправить, изменить хотя бы в одном из восьми триллионов, это, кнчн, прекрасная иллюзия. Но я в нее тоже верю.
Спасибо
-
-
22.02.2015 в 00:26