Название: Человек со звезды
Команда: 10051 team
Тема: ангст/драма
Пейринг/Персонажи: Бьякуран|Шоичи
Размер: 3300 слов
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Дисклеймер: все принадлежит Амано
Саммари: неслучившееся будущее остается позади.
В тексте использованы отсылки к песням Дэвида Боуи. "Starman", "Ziggy Stardust", "Five years".
Перемещаясь раз за разом в будущее, Шоичи уже привык обнаруживать себя в подозрительных местах и в опасных ситуациях. Он падал, обдирая ладони о бетонное крошево, задыхался в дыму и глох от звуков взрывов. Волны ужаса накатывали на него одна за другой, не позволяя сбежать, спрятаться, забиться подальше. Тогда у него было права на страх.
Возвращение в прошлое оказалось возмутительно обыденным. Ни боли от удара о землю, ни закладывающего уши грохота, только не по-осеннему теплым ветром тянет от открытого окна и солнце медленно опускается за горизонт.
Шоичи сполз на пол, закрывая лицо руками, пальцы его дрожали. Рыдания душили, стискивая горло, обида и отчаяние жгли его страшнее пламени.
Тот, взрослый Шоичи должен был умереть. Хотел умереть. Закончить все это раз и навсегда, не быть, не помнить.
Вместо благословенного забвения ему досталось четырнадцатилетнее тело и память, все эти чертовы десять лет. И он вынужден был признать, что заслужил это, каждым своим действием, каждым принятым решением.
Теперь выходить в окно было поздно, этот мир был абсолютно другим. Оставалось только жить.
Пролежав без сна всю ночь, собирая себя по осколкам, утром он, как ни в чем не бывало, собрался в школу. Аккуратно застегнул все пуговицы форменного пиджака, попробовал пригладить непослушные волосы и, взглянув в зеркало, так и не смог узнать себя в этом худом, нелепом мальчишке.
В коридор Шоичи прошел на цыпочках, стараясь не привлечь внимание семьи: видеть их было выше его сил. Он не думал, что расплачется, нет, у него не хватило бы смелости посмотреть родным в глаза.
Дверь за спиной закрылась с едва слышным стуком. Начинался первый его день без войны.
Саваду он заметил издали. Заметил и постарался слиться с толпой школьников, чтобы не привлечь к себе внимания. Радость недавней победы, счастье от возвращения к привычной жизни – Шоичи никак не мог оценить этого в полной мере.
Почему-то было все еще слишком больно.
Воспоминания отказывались тускнеть, смазываться, он отчетливо помнил всю эту череду дней, месяцы на базе Мелоне, годы учебы в университете, десятки, сотни событий, накрепко связывающих его с неслучившимся будущим.
Последовательность решений, вычисления, в которые закралась ошибка.
Над головой светило солнце, вокруг галдели торопящиеся на занятия школьники, чуть впереди Савада Цунаеши приветствовал своих друзей. Шоичи смотрел себе под ноги и все замедлял шаг. Он словно шел сквозь толщу воды, сквозь густеющий кисель, сковывающий движения.
Обыденность, к которой он столько лет жаждал вернуться, на глазах теряла смысл.
Можно было подумать о временном парадоксе, о том, что не стоит отступать от повседневности, нужно следовать правилам, соблюдать условности. Учиться как следует, сдать экзамены, поступить в старшую школу. В университет.
Конструировать роботов и писать алгоритмы, участвовать в соревнованиях и одерживать победы, чтобы однажды, много лет спустя столкнуться нос к носу с человеком, который даже не узнает, просто пройдет мимо. И это будет благословением.
Словно наяву, в воображении Шоичи Бьякуран широко улыбнулся, рассматривая незнакомого японца. Не товарища. Не друга. Просто сокурсника, скучного, помешанного на учебе.
Улыбнулся и тут же потерял из виду, отвлекшись на что-то за кадром. Ноги больше не двигались. Шоичи стоял посреди абсолютно пустой улицы и никак не мог вдохнуть ставший в одно мгновение вязким воздух.
Удар в плечо вывел его из оцепенения. Сверху и сбоку, по касательной, словно кто-то неловко кинул мяч, и тот, описав дугу, пошел на снижение.
Обернувшись, Шоичи не обнаружил ни мяча, ни человека, способного его бросить. Он все ещё был один.
Вдалеке звонок обозначил начало занятий. Можно было больше не торопиться.
Еще несколько школьников пробежало мимо, изо всех сил пытаясь успеть. Неясно, влекла их тяга к знаниям или гнал страх перед Хибари Кеей, но скорость они развили достаточную, чтобы не обратить внимания на успевшего отойти с дороги Шоичи. Топот ног и тяжелое дыхание стихли вдали.
Улыбнувшись, Шоичи двинулся прочь от школы. По его подсчетам, через пару дней память начнет тускнеть, и тогда можно будет не опасаться сболтнуть случайно лишнее. Столько лет постоянного самоконтроля, казалось, расшатали его, как механизм, в котором детали некогда плотно прилегали друг к другу. Шоичи чувствовал себя рассеянным и уставшим, и дата на календаре словно подначивала: теперь можно. Наконец-то можно расслабиться, сбросить напряжение и просто пожить. Просто немного пожить.
Привычка просчитывать все до мелочей и жить под постоянным наблюдением отказывалась уходить так просто.
Шоичи шел прочь от школы, то выбирая наиболее людные улицы торгового квартала, то срезая пусть через узкие переулки. Он заглянул в игровые автоматы, где честно попробовал найти хоть одну игру, в которой не пришлось бы стрелять и смотреть на взрывы, затем, не обнаружив таковой, дошел до супермаркета и некоторое время провел перед стендом с мангой.
Перелистнув несколько страниц Джампа, Шоичи поставил его на место. Одни истории он никак не мог вспомнить, другие там, в будущем, он успел дочитать до конца. Это было обидно. Несправедливо.
Шоичи помнил, как первый раз принес на рабочее место выпуск Джампа, чтобы хоть как-то скоротать время в ожидании результатов вычислений. Время было давно за полночь, на всем этаже, где размещался техотдел, не было ни души, только замерли у лифта двое охранников в форме Вайт Спелл.
Компьютер едва слышно гудел, разгоняя тишину, за окном жил своей жизнью город, мерцающий мириадами огней, а Шоичи хотел спать, и это желание не покидало его уже который день.
Бьякуран хотел запустить строительство базы в Японии как можно скорее, пока противостояние с Альянсом семей, во главе которого стояла Вонгола, не стало слишком явным. Он ждал результатов, подробных чертежей, проекта, который можно было бы отдать в работу. Шоичи понимал его нетерпение, но никак не мог ускорить процесс: конструкция типа «Мелоне» предполагала громадные массивы данных, требующие для своей обработки дни, а иногда и недели.
Разработка проекта вступала в финальную стадию, и Шоичи практически жил на рабочем месте, контролируя каждую фазу. Он не мог уже смотреть на кофе и крепкий чай, нескольких часов сна в сутки катастрофически не хватало, но спать прямо за столом он тогда еще себе позволить не мог. Вот и приходилось слушать музыку, делая ее как можно громче, или читать мангу. Ни на что другое уставшего мозга уже не хватало.
Именно тогда Бьякурану пришло в голову навестить товарища, поинтересоваться успехами его работы и, разумеется, поддержать морально.
В коробочке с логотипом какой-то, несомненно, известной кондитерской, аккуратно упакованные, лежали крошечные пирожные, обильно украшенные разноцветным кремом.
- Шо-чан так старается, - широко улыбнулся Бьякуран, водружая коробочку на стол, предварительно сдвинув в сторону стопку распечаток. – Его старание заслуживает награды.
Шоичи вздохнул. В желудке предательски заурчало: стоило прихватить с собой хотя бы бутерброды, если уж мысль плотно поужинать так и не пришла в голову. Под пристальным взглядом Бьякурана отказываться от угощения было поздно, тем более, что тот с довольным видом пододвинул коробочку ближе.
Поблагодарив его за заботу, Шоичи достал пирожное и с тоской уставился на него, на крошечный кусочек бисквита, крем и кокосовую стружку. Наесться этим было невозможно. Разумеется, если твое имя не Бьякуран Джессо, который вообще словно заряжался от солнечных батарей, поглощая сладкое сугубо для своего удовольствия.
Приторное пирожное было, несомненно свежим и воздушным, но насыщения не приносило. Шоичи послушно ел, а Бьякуран, убедившись, что возражений не последует, осматривался с таким интересом, будто был в техническом отделе первый раз. Тут-то ему на глаза и попался журнал.
Разглядев на обложке иероглифы, Бьякуран решительно подтянул его к себе и открыл наугад. Перелистнул несколько страниц и пристально посмотрел на Шоичи. Он не злился, даже не выглядел раздраженным, во взгляде сквозил неподдельный интерес, и это было намного страшнее.
Злой Бьякуран не знал жалости. Заинтересованный Бьякуран сворачивал горы.
- Это что? – открыв главу с начала, Бьякуран пододвинул журнал Шоичи: несмотря на все порывы выучить японский, дальше устной речи дело не продвинулось.
Поспешно отодвинув в сторону пирожные, Шоичи посмотрел на страницу.
- Это Ван Пис.
Интерес из глаз Бьякурана и не думал исчезать. Оставалось надеяться, что компьютер закончит вычисления достаточно быстро.
Двери супермаркета разъехались, впустив шум улицы, и это вырвало Шоичи из оцепенения. Поймав на себе недовольный взгляд продавца, он поспешно вышел наружу и зашагал прочь. Воспоминания отказывались исчезать.
Шоичи пытался вспомнить, как впервые услышал от Бьякурана о мафии, как помог ему создать Миллефиоре, как вышел на босса Вонголы и заключил с ним договор, но в голову лезли только дни студенчества и какие-то глупые, смешные, неловкие моменты дальнейшей жизни.
Пересказ манги, которую Шоичи и сам-то помнил с трудом. Разговоры на крыше, когда выше оставалось только предрассветное небо. Гитара, которую Бьякуран подарил ему на день рождения, но Шоичи так и не успел хоть что-нибудь на ней сыграть.
Им постоянно не хватало времени, каких-то жалких минут, чтобы можно было выдохнуть, остановиться, сбросить груз ответственности и просто помолчать.
Разговоры о чем-то неважном забивали общую тишину и от этого щемило сердце.
Теперь, десять лет назад, у Шоичи было достаточно тишины, но она принадлежала ему одному.
На перекрестке он свернул в сторону дома и пошел медленно-медленно: часы отсчитывали секунды и, если не торопиться, можно было вернуться, не вызывая подозрений.
Тишина, редкие машины, проезжающие мимо, и ветер, прохладой касающийся кожи. И небо, абсолютно ясное небо над головой. От этого великолепия особо остро хотелось перестать существовать, стереть себя и любые следы своего существования, раз уж не вышло раньше.
Отправляя молодую Вонголу в прошлое, Шоичи думал, что как только те вернутся в свое время, реальность, которую они покинули, схлопнется, исчезнет, оставив взамен что-то новое, светлое, лишенное даже упоминаний о Миллефиоре.
Он не имел права на чудо. Тот, взрослый Шоичи получил свою ветку реальности, мир без Бьякурана. Мир, который следовало еще собрать из осколков. И так у него не было права на слабость.
Дорога сжалась пружиной, мелькнула перед глазами, и вот уже под ногами – ступени лестницы. Шоичи пытается подниматься медленно, как будто каждый следующий шаг может активировать ловушку. Эти мысли совсем не похожи на детскую игру, он просто слишком привык постоянно готовиться к худшему. Но дверь квартиры закрыта, и с той стороны слышно приглушенное бормотание телевизора.
Самый обычный мир, без мафии, без пламени, без колец. При любом другом раскладе Шоичи был бы счастлив.
- Я дома, - Шоичи надеялся, что голос не дрогнет, не сорвется. Что сам он не сорвется, вынужденный столкнуться со своей семьей лицом к лицу.
Но небо было к нему благосклонно, и никому в голову не пришло хотя бы высунуться на голос. Все так, как и должно быть, все вошло в привычную колею. Ирие Шоичи больше не руководитель японского отделения Вайт Спелл, больше не капитан второго отряда Роза, ему четырнадцать, и семье нет никакого дела до того, что творится в его рыжей голове.
Закономерно и ожидаемо.
Дверь в комнату закрылась с тихим щелчком.
Едва слышный звон струн оборвался под прикосновением пальцев.
Бьякуран растянулся на подоконнике, подставив спину солнечным лучам и расправив крылья. Пальцами он задевал струны стоящей у окна гитары, и Шоичи мог поклясться: еще утром ее там не было.
- Шо-чан, - Бьякуран улыбнулся, но не двинулся с места, разморенный, пригревшийся, словно огромный кот.
Тощий, бледный, с темными кругами под глазами, Бьякуран улыбался, и пальцы гладили гитарные струны. Шоичи не верил своим глазами. Воспоминания отказывались тускнеть.
- Я забыл адрес, - поделился Бьякуран будто между прочим.
Потянулся и принял, наконец, сидячее положение, прижавшись к оконной раме. Из кармана его жилетки торчали смятые листы бумаги. Бьякуран вытащил их, но, вместо того, чтобы расправить, скомкал еще сильнее и кинул в стоящую на полу корзину для бумаг.
- Телефонный справочник, - пояснил он, - твой адрес был в списке пятым. Никто мне не открыл, но я увидел плакаты и понял: это твой дом. Ты рассказывал про Боуи, помнишь? Зигги Стардаст.
Бьякуран попытался скопировать произношение Шоичи, но получилось так себе. Акцент резал уши, но знакомые интонации искупали все.
Шоичи помнил. Как рассказывал, как они вместе смотрели запись концерта, как Бьякуран постоянно крутил этот альбом на повторе и слышал в строчках что-то своё. Тогда уже стоило насторожиться, но Шоичи был счастлив, что смог разделить с другом музыку.
Память вернулась позже.
И вот, Бьякуран сидит на подоконнике, и сам он словно человек со звезды. Человек, который ждет на небесах. Он сказал: пусть дети сходят с ума.
Шоичи не вправе считать себя ребенком, но строки сами всплывают в памяти. Бьякуран смотрит на него пристально и продолжает улыбаться. Плакаты на стенах отражают его улыбку.
- Здравствуй, - Шоичи выговаривает это с запозданием, с трудом, голос подводит его, ломается, и кажется, Бьякуран сейчас рассмеется, но тот отчего-то становится серьезным, только улыбка прячется в уголках губ.
Бьякуран. Просто Бьякуран. Без опостылевшего "вы", без официоза и прочих глупостей. Друг и товарищ, сосед по комнате в общежитии, душа компании. Человек со звезды, который мог бы стать мессией.
Но предпочел рок-н-ролл.
- Можно войти? – голос его – спокойный, тихий, вкрадчивый – заполнил комнату, и Шоичи чувствовал: стоит только отказаться, запретить, Бьякуран послушает его, уйдет и все закончится.
Рассыплется неслучившееся будущее, с надрывным звоном лопнет струна. Воспоминания не помогут там, где начнется новая ветка событий.
- Конечно, - Шоичи запускает пальцы в волосы, пытается пригладить их, - конечно, входи.
Бьякуран стягивает кеды и, оставив их висеть ручке окна, спрыгивает на пол уже босиком.
Осматривается, вертит головой, пытаясь охватить взглядом комнату целиком. Крылья его, словно уменьшившиеся в замкнутом пространстве, подрагивают как кончики ушей заинтересовавшейся чем-то кошки.
Шоичи боится спугнуть это тихое любопытство, смотрит, желая запомнить каждый шаг, каждое движение. Ему кажется: скоро сон закончится. Чудес не бывает. Не для него.
Улыбки на плакатах резонируют, и солнце отражается от глянцевой поверхности бумаги. В комнате становится слишком много этого ненастоящего солнца.
Руки тянутся сами – вытащить булавки, аккуратно свернуть, отложить, повторить, обнажая невыгоревшие прямоугольники обоев. В какой момент Бьякуран присоединяется, помогая дотянуться выше, Шоичи не помнит. Просто его руки приходят на помощь, и булавки летят на пол, и Бьякуран шагает по ним, не обращая внимания, сосредоточенный и серьезный.
Вслед за плакатами приходит черед дисков. Они лежат на столе и на полу, стоят вперемешку с книгами на полках. Музыка звучит в голове Шоичи, ему нет нужды вспоминать, что стоит за каждым названием. Он убирает диски в коробку и задвигает подальше в шкаф, на освободившееся место из-под ящика, оставленного когда-то семьей Бовино. Это кажется закономерным.
Свернутые плакаты отправляются следом, и Шоичи не узнает свою комнату. Руки чешутся сделать что-нибудь еще, навести порядок, помыть посуду, приготовить ужин, что угодно, только бы не оставалось времени на разговоры.
Бьякуран смотрит на него и во взгляде сквозит понимание, но он не собирается помогать Шоичи, и только улыбается, наблюдая за этими метаниями. Слишком много вопросов остаются незаданными, слишком много слов проваливается в тишину.
Откуда Бьякуран взялся? Что он помнит? И, если помнит все, простил ли? Сможет ли простить? Где он остановился и что сказать родителям, как объяснить, откуда в их доме взялся этот странный иностранец с неестественно-белыми волосами?
- Я останусь, - говорит Бьякуран, и это не похоже на вопрос.
Но Шоичи подтверждает на всякий случай:
- Конечно, оставайся.
Страх, усталость, неуверенность – эмоции заканчиваются. Как будто снова за дверью коридоры Мелоне, и эта мысль приносит долгожданное спокойствие. Родители слушают его речь, ровную, продуманную, и наверняка что-то подозревают, но не подают вида. Конечно, друг по переписке, познакомились на конкурсе робототехников. Разумеется, проездом и очень плохо понимает по-японски. Как будто это не похоже на сюжет глупой манги.
Бьякуран остается.
«Он поживет у нас немного».
Наверное, именно у него Шоичи научился так не-задавать вопросы.
Комната кажется незнакомой, пустой, звуки отражаются от стен, будто мебели стало меньше. На кровати – Бьякуран, лениво перелистывающий старый выпуск Джампа, рассматривающий картинки. Может, в этот раз он выучит иероглифы и не придется пересказывать ему содержание глав. Научится писать имя самого Шоичи в правильной последовательности. У них наконец будет достаточно времени.
Бьякуран остается и оказывается, что он совсем не умеет играть на гитаре, просто не мог приехать без подарка.
«А Шо-чан же всегда хотел стать музыкантом».
Это бьет больнее любых обвинений. Их спокойная, уютная тишина, кажется, готова в любой момент разлететься на осколки под давлением неверия. Шоичи совсем разучился верить в чудеса.
- Расскажи мне, Шо-чан, про свой город. Про своих друзей. Хочу знать о тебе все, - улыбается Бьякуран.
Шоичи не знает, что ему рассказать, пожимает плечами, уходит от ответа, заваривает чай и пытается собраться с мыслями. Бьякуран заглядывает на кухню и успевает подхватить летящую на пол чашку.
Смотрит удивленно на собственную руку в паре сантиметров от пола, на чашку, на Шоичи. Садится на пол и смеется легко, заразительно. Крылья подрагивают в такт. Шоичи всегда видит его крылья, хотя ни разу еще не зажигал пламя.
Они смеются, никак не могут остановиться, и это похоже на истерику, но наконец становится легко.
- У меня всего один друг, - отсмеявшись, говорит Шоичи.
Он сидит, прислонившись спиной к холодильнику, и чашка давно перекочевала к нему в руки, полная крепкого, горчащего чая.
Эмоции, чистые, абсолютные, должны горчить.
- Его зовут Бьякуран Джессо.
Жизнь входит в привычную колею. Шоичи просыпается утром, идет в школу, и, бросив взгляд на окно своей комнаты, видит отчаянно зевающего, сонного, растрепанного Бьякурана. Тот машет рукой и уходит досыпать, чтобы, как следует выспавшись, отправиться исследовать Намимори.
Шоичи настоятельно просит его не попадаться на глаза Хибари Кее. Каким-то образом Бьякурану это даже удается.
Он исследует окружающий его мир как ребенок, возвращается каждый раз с очередным невероятным рассказом, с горящими восторгом глазами, и Шоичи видит родной город совершенно другим. Удивительным, незнакомым, хранящим в себе достаточно загадок. Он таскает в карманах конфеты в шуршащих обертках и цепляет на джинсы яркие значки. Бьякуран похож на музыку, на яркий, эмоциональный рок-н-ролл, и он улыбается, протягивая Шоичи гитару.
Человек со звезды. Он хотел бы прийти и встретить нас.
Музыка под пальцами больше похожа на битое стекло. Шоичи привыкает жить ощущениями. Где-то в другом мире они наверняка говорят ночами напролет, и там Бьякуран также улыбается, и также струны с непривычки режут кожу. Где-то они одновременно похожи и не похожи на неслучившихся себя, встретившихся только через пять лет, в университете.
Где-то в других мирах они расхлебывают последствия войны. Здесь и сейчас все по-другому.
- Шо-чан, - Бьякуран заглядывает через плечо, смотрит в тетрадь, пытаясь разобрать написанное, - мне необходима твоя помощь, больше никто не справится, надеюсь, ты не откажешь, правда же, правда?
Поток слов сбивает с толку. Так и тянет согласиться сразу, но речь идет о Бьякуране, так что поспешное согласие чревато последствиями.
- Надо спасти одного человека, - продолжает Бьякуран, не двигаясь, все также нависая над Шоичи, почти качаясь щекой его щеки.
Он рассказывает о том, что Вонгола разбирается с каким-то давним скелетом из шкафа, что задача может оказаться им не по зубам и что Хранитель Дождя который день находится в больнице в плачевном состоянии.
Несколько секунд Шоичи хочет отказаться. Никто не должен знать, что Бьякуран в Намимори. Никто в принципе не должен знать о нем. Но голос Бьякурана серьезен, и в итоге Шоичи соглашается.
Они выходят из дома и идут к больнице, и наступающие сумерки кажутся похожими на кисель, в котором медленно размываются очертания окружающего мира. Они проходят широкий холл и поднимаются по лестнице, проходят мимо людей, но те не обращают на них ни малейшего внимания.
У палаты Ямамото Такеши дежурят двое, и вряд ли они чисто случайно прихватили с собой целый арсенал, умело спрятанный под белыми халатами. Бьякуран широко улыбается, позволяя Шоичи пройти в палату первым.
В четыре руки они как можно тише отодвигают ширму, закрывающую кровать со всех сторон. В слабом свете, исходящем от дисплеев оборудования жизнеобеспечения, Ямамото похож на восковую фигуру, только аппаратура фиксирует слабый, но ровный пульс.
В этом времени Шоичи ни разу не зажигал пламя. Он не знает, откуда Бьякуран взял кольцо Солнца, не хочет этого знать, но камень в нем достаточной чистоты, чтобы выполнить задуманное.
Небо это Гармония, само по себе оно лечить не способно, для этого необходима активация Солнца. Пламя, вспыхнувшее на кольце Шоичи, становится линзой, фокусирующей, усиливающей пламя Бьякурана, смешивается с ним.
В тот момент, когда Ямамото открывает глаза, они уже уходят, он успевает увидеть только край крыла, прежде чем провалиться в сон.
- Я думал, мы больше не будем вмешиваться в дела Вонголы, - они идут по дороге, и луна делает тени на асфальте чернильно-черными.
- Не будем, - соглашается Бьякуран, - это была просьба одной доброй девочки.
«Юни?» - хочет спросить Шоичи, но Бьякуран опережает его, продолжая.
- Скоро придется решать более глобальные проблемы. Вонгола, Шо-чан, это всего лишь деталь, часть огромного механизма, который готов вот-вот сломаться. Это знает добрая девочка Юни. И малыши-аркобалено. А с нами никто так и не удосужился поделиться.
Шоичи думает, что это не так уж и плохо, что можно остановиться и больше не вмешиваться. Он не боится, только сжимает сердце предчувствие катастрофы, которая снова перевернет привычный мир с ног на голову. Его мир. Мир Бьякурана.
Люди также будут просыпаться утром и идти по своим делам. Будут встречаться с друзьями и вечерами сидеть в Интернете. Для них все останется по-прежнему, а где-то совсем рядом во вспышках пламени будут ломаться жизни.
- Мы бы все равно не выбрались, - продолжает Бьякуран, и улыбка застывает на его лице.
Он касается руки Шоичи своей, сжимает пальцы, и в кожу врезается ободок кольца.
Всю оставшуюся дорогу они молчат.
Через три недели Бьякуран соглашается драться против Вендиче.
Команда: 10051 team
Тема: ангст/драма
Пейринг/Персонажи: Бьякуран|Шоичи
Размер: 3300 слов
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Дисклеймер: все принадлежит Амано
Саммари: неслучившееся будущее остается позади.
В тексте использованы отсылки к песням Дэвида Боуи. "Starman", "Ziggy Stardust", "Five years".
Перемещаясь раз за разом в будущее, Шоичи уже привык обнаруживать себя в подозрительных местах и в опасных ситуациях. Он падал, обдирая ладони о бетонное крошево, задыхался в дыму и глох от звуков взрывов. Волны ужаса накатывали на него одна за другой, не позволяя сбежать, спрятаться, забиться подальше. Тогда у него было права на страх.Возвращение в прошлое оказалось возмутительно обыденным. Ни боли от удара о землю, ни закладывающего уши грохота, только не по-осеннему теплым ветром тянет от открытого окна и солнце медленно опускается за горизонт.
Шоичи сполз на пол, закрывая лицо руками, пальцы его дрожали. Рыдания душили, стискивая горло, обида и отчаяние жгли его страшнее пламени.
Тот, взрослый Шоичи должен был умереть. Хотел умереть. Закончить все это раз и навсегда, не быть, не помнить.
Вместо благословенного забвения ему досталось четырнадцатилетнее тело и память, все эти чертовы десять лет. И он вынужден был признать, что заслужил это, каждым своим действием, каждым принятым решением.
Теперь выходить в окно было поздно, этот мир был абсолютно другим. Оставалось только жить.
Пролежав без сна всю ночь, собирая себя по осколкам, утром он, как ни в чем не бывало, собрался в школу. Аккуратно застегнул все пуговицы форменного пиджака, попробовал пригладить непослушные волосы и, взглянув в зеркало, так и не смог узнать себя в этом худом, нелепом мальчишке.
В коридор Шоичи прошел на цыпочках, стараясь не привлечь внимание семьи: видеть их было выше его сил. Он не думал, что расплачется, нет, у него не хватило бы смелости посмотреть родным в глаза.
Дверь за спиной закрылась с едва слышным стуком. Начинался первый его день без войны.
Саваду он заметил издали. Заметил и постарался слиться с толпой школьников, чтобы не привлечь к себе внимания. Радость недавней победы, счастье от возвращения к привычной жизни – Шоичи никак не мог оценить этого в полной мере.
Почему-то было все еще слишком больно.
Воспоминания отказывались тускнеть, смазываться, он отчетливо помнил всю эту череду дней, месяцы на базе Мелоне, годы учебы в университете, десятки, сотни событий, накрепко связывающих его с неслучившимся будущим.
Последовательность решений, вычисления, в которые закралась ошибка.
Над головой светило солнце, вокруг галдели торопящиеся на занятия школьники, чуть впереди Савада Цунаеши приветствовал своих друзей. Шоичи смотрел себе под ноги и все замедлял шаг. Он словно шел сквозь толщу воды, сквозь густеющий кисель, сковывающий движения.
Обыденность, к которой он столько лет жаждал вернуться, на глазах теряла смысл.
Можно было подумать о временном парадоксе, о том, что не стоит отступать от повседневности, нужно следовать правилам, соблюдать условности. Учиться как следует, сдать экзамены, поступить в старшую школу. В университет.
Конструировать роботов и писать алгоритмы, участвовать в соревнованиях и одерживать победы, чтобы однажды, много лет спустя столкнуться нос к носу с человеком, который даже не узнает, просто пройдет мимо. И это будет благословением.
Словно наяву, в воображении Шоичи Бьякуран широко улыбнулся, рассматривая незнакомого японца. Не товарища. Не друга. Просто сокурсника, скучного, помешанного на учебе.
Улыбнулся и тут же потерял из виду, отвлекшись на что-то за кадром. Ноги больше не двигались. Шоичи стоял посреди абсолютно пустой улицы и никак не мог вдохнуть ставший в одно мгновение вязким воздух.
Удар в плечо вывел его из оцепенения. Сверху и сбоку, по касательной, словно кто-то неловко кинул мяч, и тот, описав дугу, пошел на снижение.
Обернувшись, Шоичи не обнаружил ни мяча, ни человека, способного его бросить. Он все ещё был один.
Вдалеке звонок обозначил начало занятий. Можно было больше не торопиться.
Еще несколько школьников пробежало мимо, изо всех сил пытаясь успеть. Неясно, влекла их тяга к знаниям или гнал страх перед Хибари Кеей, но скорость они развили достаточную, чтобы не обратить внимания на успевшего отойти с дороги Шоичи. Топот ног и тяжелое дыхание стихли вдали.
Улыбнувшись, Шоичи двинулся прочь от школы. По его подсчетам, через пару дней память начнет тускнеть, и тогда можно будет не опасаться сболтнуть случайно лишнее. Столько лет постоянного самоконтроля, казалось, расшатали его, как механизм, в котором детали некогда плотно прилегали друг к другу. Шоичи чувствовал себя рассеянным и уставшим, и дата на календаре словно подначивала: теперь можно. Наконец-то можно расслабиться, сбросить напряжение и просто пожить. Просто немного пожить.
Привычка просчитывать все до мелочей и жить под постоянным наблюдением отказывалась уходить так просто.
Шоичи шел прочь от школы, то выбирая наиболее людные улицы торгового квартала, то срезая пусть через узкие переулки. Он заглянул в игровые автоматы, где честно попробовал найти хоть одну игру, в которой не пришлось бы стрелять и смотреть на взрывы, затем, не обнаружив таковой, дошел до супермаркета и некоторое время провел перед стендом с мангой.
Перелистнув несколько страниц Джампа, Шоичи поставил его на место. Одни истории он никак не мог вспомнить, другие там, в будущем, он успел дочитать до конца. Это было обидно. Несправедливо.
Шоичи помнил, как первый раз принес на рабочее место выпуск Джампа, чтобы хоть как-то скоротать время в ожидании результатов вычислений. Время было давно за полночь, на всем этаже, где размещался техотдел, не было ни души, только замерли у лифта двое охранников в форме Вайт Спелл.
Компьютер едва слышно гудел, разгоняя тишину, за окном жил своей жизнью город, мерцающий мириадами огней, а Шоичи хотел спать, и это желание не покидало его уже который день.
Бьякуран хотел запустить строительство базы в Японии как можно скорее, пока противостояние с Альянсом семей, во главе которого стояла Вонгола, не стало слишком явным. Он ждал результатов, подробных чертежей, проекта, который можно было бы отдать в работу. Шоичи понимал его нетерпение, но никак не мог ускорить процесс: конструкция типа «Мелоне» предполагала громадные массивы данных, требующие для своей обработки дни, а иногда и недели.
Разработка проекта вступала в финальную стадию, и Шоичи практически жил на рабочем месте, контролируя каждую фазу. Он не мог уже смотреть на кофе и крепкий чай, нескольких часов сна в сутки катастрофически не хватало, но спать прямо за столом он тогда еще себе позволить не мог. Вот и приходилось слушать музыку, делая ее как можно громче, или читать мангу. Ни на что другое уставшего мозга уже не хватало.
Именно тогда Бьякурану пришло в голову навестить товарища, поинтересоваться успехами его работы и, разумеется, поддержать морально.
В коробочке с логотипом какой-то, несомненно, известной кондитерской, аккуратно упакованные, лежали крошечные пирожные, обильно украшенные разноцветным кремом.
- Шо-чан так старается, - широко улыбнулся Бьякуран, водружая коробочку на стол, предварительно сдвинув в сторону стопку распечаток. – Его старание заслуживает награды.
Шоичи вздохнул. В желудке предательски заурчало: стоило прихватить с собой хотя бы бутерброды, если уж мысль плотно поужинать так и не пришла в голову. Под пристальным взглядом Бьякурана отказываться от угощения было поздно, тем более, что тот с довольным видом пододвинул коробочку ближе.
Поблагодарив его за заботу, Шоичи достал пирожное и с тоской уставился на него, на крошечный кусочек бисквита, крем и кокосовую стружку. Наесться этим было невозможно. Разумеется, если твое имя не Бьякуран Джессо, который вообще словно заряжался от солнечных батарей, поглощая сладкое сугубо для своего удовольствия.
Приторное пирожное было, несомненно свежим и воздушным, но насыщения не приносило. Шоичи послушно ел, а Бьякуран, убедившись, что возражений не последует, осматривался с таким интересом, будто был в техническом отделе первый раз. Тут-то ему на глаза и попался журнал.
Разглядев на обложке иероглифы, Бьякуран решительно подтянул его к себе и открыл наугад. Перелистнул несколько страниц и пристально посмотрел на Шоичи. Он не злился, даже не выглядел раздраженным, во взгляде сквозил неподдельный интерес, и это было намного страшнее.
Злой Бьякуран не знал жалости. Заинтересованный Бьякуран сворачивал горы.
- Это что? – открыв главу с начала, Бьякуран пододвинул журнал Шоичи: несмотря на все порывы выучить японский, дальше устной речи дело не продвинулось.
Поспешно отодвинув в сторону пирожные, Шоичи посмотрел на страницу.
- Это Ван Пис.
Интерес из глаз Бьякурана и не думал исчезать. Оставалось надеяться, что компьютер закончит вычисления достаточно быстро.
Двери супермаркета разъехались, впустив шум улицы, и это вырвало Шоичи из оцепенения. Поймав на себе недовольный взгляд продавца, он поспешно вышел наружу и зашагал прочь. Воспоминания отказывались исчезать.
Шоичи пытался вспомнить, как впервые услышал от Бьякурана о мафии, как помог ему создать Миллефиоре, как вышел на босса Вонголы и заключил с ним договор, но в голову лезли только дни студенчества и какие-то глупые, смешные, неловкие моменты дальнейшей жизни.
Пересказ манги, которую Шоичи и сам-то помнил с трудом. Разговоры на крыше, когда выше оставалось только предрассветное небо. Гитара, которую Бьякуран подарил ему на день рождения, но Шоичи так и не успел хоть что-нибудь на ней сыграть.
Им постоянно не хватало времени, каких-то жалких минут, чтобы можно было выдохнуть, остановиться, сбросить груз ответственности и просто помолчать.
Разговоры о чем-то неважном забивали общую тишину и от этого щемило сердце.
Теперь, десять лет назад, у Шоичи было достаточно тишины, но она принадлежала ему одному.
На перекрестке он свернул в сторону дома и пошел медленно-медленно: часы отсчитывали секунды и, если не торопиться, можно было вернуться, не вызывая подозрений.
Тишина, редкие машины, проезжающие мимо, и ветер, прохладой касающийся кожи. И небо, абсолютно ясное небо над головой. От этого великолепия особо остро хотелось перестать существовать, стереть себя и любые следы своего существования, раз уж не вышло раньше.
Отправляя молодую Вонголу в прошлое, Шоичи думал, что как только те вернутся в свое время, реальность, которую они покинули, схлопнется, исчезнет, оставив взамен что-то новое, светлое, лишенное даже упоминаний о Миллефиоре.
Он не имел права на чудо. Тот, взрослый Шоичи получил свою ветку реальности, мир без Бьякурана. Мир, который следовало еще собрать из осколков. И так у него не было права на слабость.
Дорога сжалась пружиной, мелькнула перед глазами, и вот уже под ногами – ступени лестницы. Шоичи пытается подниматься медленно, как будто каждый следующий шаг может активировать ловушку. Эти мысли совсем не похожи на детскую игру, он просто слишком привык постоянно готовиться к худшему. Но дверь квартиры закрыта, и с той стороны слышно приглушенное бормотание телевизора.
Самый обычный мир, без мафии, без пламени, без колец. При любом другом раскладе Шоичи был бы счастлив.
- Я дома, - Шоичи надеялся, что голос не дрогнет, не сорвется. Что сам он не сорвется, вынужденный столкнуться со своей семьей лицом к лицу.
Но небо было к нему благосклонно, и никому в голову не пришло хотя бы высунуться на голос. Все так, как и должно быть, все вошло в привычную колею. Ирие Шоичи больше не руководитель японского отделения Вайт Спелл, больше не капитан второго отряда Роза, ему четырнадцать, и семье нет никакого дела до того, что творится в его рыжей голове.
Закономерно и ожидаемо.
Дверь в комнату закрылась с тихим щелчком.
Едва слышный звон струн оборвался под прикосновением пальцев.
Бьякуран растянулся на подоконнике, подставив спину солнечным лучам и расправив крылья. Пальцами он задевал струны стоящей у окна гитары, и Шоичи мог поклясться: еще утром ее там не было.
- Шо-чан, - Бьякуран улыбнулся, но не двинулся с места, разморенный, пригревшийся, словно огромный кот.
Тощий, бледный, с темными кругами под глазами, Бьякуран улыбался, и пальцы гладили гитарные струны. Шоичи не верил своим глазами. Воспоминания отказывались тускнеть.
- Я забыл адрес, - поделился Бьякуран будто между прочим.
Потянулся и принял, наконец, сидячее положение, прижавшись к оконной раме. Из кармана его жилетки торчали смятые листы бумаги. Бьякуран вытащил их, но, вместо того, чтобы расправить, скомкал еще сильнее и кинул в стоящую на полу корзину для бумаг.
- Телефонный справочник, - пояснил он, - твой адрес был в списке пятым. Никто мне не открыл, но я увидел плакаты и понял: это твой дом. Ты рассказывал про Боуи, помнишь? Зигги Стардаст.
Бьякуран попытался скопировать произношение Шоичи, но получилось так себе. Акцент резал уши, но знакомые интонации искупали все.
Шоичи помнил. Как рассказывал, как они вместе смотрели запись концерта, как Бьякуран постоянно крутил этот альбом на повторе и слышал в строчках что-то своё. Тогда уже стоило насторожиться, но Шоичи был счастлив, что смог разделить с другом музыку.
Память вернулась позже.
И вот, Бьякуран сидит на подоконнике, и сам он словно человек со звезды. Человек, который ждет на небесах. Он сказал: пусть дети сходят с ума.
Шоичи не вправе считать себя ребенком, но строки сами всплывают в памяти. Бьякуран смотрит на него пристально и продолжает улыбаться. Плакаты на стенах отражают его улыбку.
- Здравствуй, - Шоичи выговаривает это с запозданием, с трудом, голос подводит его, ломается, и кажется, Бьякуран сейчас рассмеется, но тот отчего-то становится серьезным, только улыбка прячется в уголках губ.
Бьякуран. Просто Бьякуран. Без опостылевшего "вы", без официоза и прочих глупостей. Друг и товарищ, сосед по комнате в общежитии, душа компании. Человек со звезды, который мог бы стать мессией.
Но предпочел рок-н-ролл.
- Можно войти? – голос его – спокойный, тихий, вкрадчивый – заполнил комнату, и Шоичи чувствовал: стоит только отказаться, запретить, Бьякуран послушает его, уйдет и все закончится.
Рассыплется неслучившееся будущее, с надрывным звоном лопнет струна. Воспоминания не помогут там, где начнется новая ветка событий.
- Конечно, - Шоичи запускает пальцы в волосы, пытается пригладить их, - конечно, входи.
Бьякуран стягивает кеды и, оставив их висеть ручке окна, спрыгивает на пол уже босиком.
Осматривается, вертит головой, пытаясь охватить взглядом комнату целиком. Крылья его, словно уменьшившиеся в замкнутом пространстве, подрагивают как кончики ушей заинтересовавшейся чем-то кошки.
Шоичи боится спугнуть это тихое любопытство, смотрит, желая запомнить каждый шаг, каждое движение. Ему кажется: скоро сон закончится. Чудес не бывает. Не для него.
Улыбки на плакатах резонируют, и солнце отражается от глянцевой поверхности бумаги. В комнате становится слишком много этого ненастоящего солнца.
Руки тянутся сами – вытащить булавки, аккуратно свернуть, отложить, повторить, обнажая невыгоревшие прямоугольники обоев. В какой момент Бьякуран присоединяется, помогая дотянуться выше, Шоичи не помнит. Просто его руки приходят на помощь, и булавки летят на пол, и Бьякуран шагает по ним, не обращая внимания, сосредоточенный и серьезный.
Вслед за плакатами приходит черед дисков. Они лежат на столе и на полу, стоят вперемешку с книгами на полках. Музыка звучит в голове Шоичи, ему нет нужды вспоминать, что стоит за каждым названием. Он убирает диски в коробку и задвигает подальше в шкаф, на освободившееся место из-под ящика, оставленного когда-то семьей Бовино. Это кажется закономерным.
Свернутые плакаты отправляются следом, и Шоичи не узнает свою комнату. Руки чешутся сделать что-нибудь еще, навести порядок, помыть посуду, приготовить ужин, что угодно, только бы не оставалось времени на разговоры.
Бьякуран смотрит на него и во взгляде сквозит понимание, но он не собирается помогать Шоичи, и только улыбается, наблюдая за этими метаниями. Слишком много вопросов остаются незаданными, слишком много слов проваливается в тишину.
Откуда Бьякуран взялся? Что он помнит? И, если помнит все, простил ли? Сможет ли простить? Где он остановился и что сказать родителям, как объяснить, откуда в их доме взялся этот странный иностранец с неестественно-белыми волосами?
- Я останусь, - говорит Бьякуран, и это не похоже на вопрос.
Но Шоичи подтверждает на всякий случай:
- Конечно, оставайся.
Страх, усталость, неуверенность – эмоции заканчиваются. Как будто снова за дверью коридоры Мелоне, и эта мысль приносит долгожданное спокойствие. Родители слушают его речь, ровную, продуманную, и наверняка что-то подозревают, но не подают вида. Конечно, друг по переписке, познакомились на конкурсе робототехников. Разумеется, проездом и очень плохо понимает по-японски. Как будто это не похоже на сюжет глупой манги.
Бьякуран остается.
«Он поживет у нас немного».
Наверное, именно у него Шоичи научился так не-задавать вопросы.
Комната кажется незнакомой, пустой, звуки отражаются от стен, будто мебели стало меньше. На кровати – Бьякуран, лениво перелистывающий старый выпуск Джампа, рассматривающий картинки. Может, в этот раз он выучит иероглифы и не придется пересказывать ему содержание глав. Научится писать имя самого Шоичи в правильной последовательности. У них наконец будет достаточно времени.
Бьякуран остается и оказывается, что он совсем не умеет играть на гитаре, просто не мог приехать без подарка.
«А Шо-чан же всегда хотел стать музыкантом».
Это бьет больнее любых обвинений. Их спокойная, уютная тишина, кажется, готова в любой момент разлететься на осколки под давлением неверия. Шоичи совсем разучился верить в чудеса.
- Расскажи мне, Шо-чан, про свой город. Про своих друзей. Хочу знать о тебе все, - улыбается Бьякуран.
Шоичи не знает, что ему рассказать, пожимает плечами, уходит от ответа, заваривает чай и пытается собраться с мыслями. Бьякуран заглядывает на кухню и успевает подхватить летящую на пол чашку.
Смотрит удивленно на собственную руку в паре сантиметров от пола, на чашку, на Шоичи. Садится на пол и смеется легко, заразительно. Крылья подрагивают в такт. Шоичи всегда видит его крылья, хотя ни разу еще не зажигал пламя.
Они смеются, никак не могут остановиться, и это похоже на истерику, но наконец становится легко.
- У меня всего один друг, - отсмеявшись, говорит Шоичи.
Он сидит, прислонившись спиной к холодильнику, и чашка давно перекочевала к нему в руки, полная крепкого, горчащего чая.
Эмоции, чистые, абсолютные, должны горчить.
- Его зовут Бьякуран Джессо.
Жизнь входит в привычную колею. Шоичи просыпается утром, идет в школу, и, бросив взгляд на окно своей комнаты, видит отчаянно зевающего, сонного, растрепанного Бьякурана. Тот машет рукой и уходит досыпать, чтобы, как следует выспавшись, отправиться исследовать Намимори.
Шоичи настоятельно просит его не попадаться на глаза Хибари Кее. Каким-то образом Бьякурану это даже удается.
Он исследует окружающий его мир как ребенок, возвращается каждый раз с очередным невероятным рассказом, с горящими восторгом глазами, и Шоичи видит родной город совершенно другим. Удивительным, незнакомым, хранящим в себе достаточно загадок. Он таскает в карманах конфеты в шуршащих обертках и цепляет на джинсы яркие значки. Бьякуран похож на музыку, на яркий, эмоциональный рок-н-ролл, и он улыбается, протягивая Шоичи гитару.
Человек со звезды. Он хотел бы прийти и встретить нас.
Музыка под пальцами больше похожа на битое стекло. Шоичи привыкает жить ощущениями. Где-то в другом мире они наверняка говорят ночами напролет, и там Бьякуран также улыбается, и также струны с непривычки режут кожу. Где-то они одновременно похожи и не похожи на неслучившихся себя, встретившихся только через пять лет, в университете.
Где-то в других мирах они расхлебывают последствия войны. Здесь и сейчас все по-другому.
- Шо-чан, - Бьякуран заглядывает через плечо, смотрит в тетрадь, пытаясь разобрать написанное, - мне необходима твоя помощь, больше никто не справится, надеюсь, ты не откажешь, правда же, правда?
Поток слов сбивает с толку. Так и тянет согласиться сразу, но речь идет о Бьякуране, так что поспешное согласие чревато последствиями.
- Надо спасти одного человека, - продолжает Бьякуран, не двигаясь, все также нависая над Шоичи, почти качаясь щекой его щеки.
Он рассказывает о том, что Вонгола разбирается с каким-то давним скелетом из шкафа, что задача может оказаться им не по зубам и что Хранитель Дождя который день находится в больнице в плачевном состоянии.
Несколько секунд Шоичи хочет отказаться. Никто не должен знать, что Бьякуран в Намимори. Никто в принципе не должен знать о нем. Но голос Бьякурана серьезен, и в итоге Шоичи соглашается.
Они выходят из дома и идут к больнице, и наступающие сумерки кажутся похожими на кисель, в котором медленно размываются очертания окружающего мира. Они проходят широкий холл и поднимаются по лестнице, проходят мимо людей, но те не обращают на них ни малейшего внимания.
У палаты Ямамото Такеши дежурят двое, и вряд ли они чисто случайно прихватили с собой целый арсенал, умело спрятанный под белыми халатами. Бьякуран широко улыбается, позволяя Шоичи пройти в палату первым.
В четыре руки они как можно тише отодвигают ширму, закрывающую кровать со всех сторон. В слабом свете, исходящем от дисплеев оборудования жизнеобеспечения, Ямамото похож на восковую фигуру, только аппаратура фиксирует слабый, но ровный пульс.
В этом времени Шоичи ни разу не зажигал пламя. Он не знает, откуда Бьякуран взял кольцо Солнца, не хочет этого знать, но камень в нем достаточной чистоты, чтобы выполнить задуманное.
Небо это Гармония, само по себе оно лечить не способно, для этого необходима активация Солнца. Пламя, вспыхнувшее на кольце Шоичи, становится линзой, фокусирующей, усиливающей пламя Бьякурана, смешивается с ним.
В тот момент, когда Ямамото открывает глаза, они уже уходят, он успевает увидеть только край крыла, прежде чем провалиться в сон.
- Я думал, мы больше не будем вмешиваться в дела Вонголы, - они идут по дороге, и луна делает тени на асфальте чернильно-черными.
- Не будем, - соглашается Бьякуран, - это была просьба одной доброй девочки.
«Юни?» - хочет спросить Шоичи, но Бьякуран опережает его, продолжая.
- Скоро придется решать более глобальные проблемы. Вонгола, Шо-чан, это всего лишь деталь, часть огромного механизма, который готов вот-вот сломаться. Это знает добрая девочка Юни. И малыши-аркобалено. А с нами никто так и не удосужился поделиться.
Шоичи думает, что это не так уж и плохо, что можно остановиться и больше не вмешиваться. Он не боится, только сжимает сердце предчувствие катастрофы, которая снова перевернет привычный мир с ног на голову. Его мир. Мир Бьякурана.
Люди также будут просыпаться утром и идти по своим делам. Будут встречаться с друзьями и вечерами сидеть в Интернете. Для них все останется по-прежнему, а где-то совсем рядом во вспышках пламени будут ломаться жизни.
- Мы бы все равно не выбрались, - продолжает Бьякуран, и улыбка застывает на его лице.
Он касается руки Шоичи своей, сжимает пальцы, и в кожу врезается ободок кольца.
Всю оставшуюся дорогу они молчат.
Через три недели Бьякуран соглашается драться против Вендиче.
@темы: ангст\драма, 10051 team
-
-
10.01.2015 в 22:11Очень, очень красиво.
-
-
11.01.2015 в 03:31мне как раз в каноне недораскрыли тему, как там шоичи с бьякураном мирились-то в настоящем времени, люблю эту тему)
-
-
12.01.2015 в 10:35И мне тоже не хватало этой сцены с тем как Бьякуран такой красивый приперся к Шоичи ) Нравится, что тут Шоичи поучаствовал в лечении Ямамото.
Вот всегда в реборне кажется, что за кдаром остается гораздо больше действий, чем нам показывают )
-
-
24.01.2015 в 09:21И Бьякуран подарил Шо-тяну гитару, ыыыы
-
-
24.01.2015 в 20:57никто не говорил, что ангст обязательно должен быть бесконечным))) у этой пары все не так-то просто, но мы надеемся, что в обновленном мире у них обязательно все сложится)))