Название: Идеальный киллер
Команда: Клубничные придурки
Тема: ангст/драма
Пейринг/Персонажи: *YL!Ямамото/ *YL!Гокудера
Размер: мини (2603 слова)
Жанр: драма
Рейтинг: R
Дисклеймер: Все принадлежит Амано
Саммари: Реборн давно сказал, что Ямамото станет идеальным киллером, но Хаято не придал этому никакого значения.
Команда: Клубничные придурки
Тема: ангст/драма
Пейринг/Персонажи: *YL!Ямамото/ *YL!Гокудера
Размер: мини (2603 слова)
Жанр: драма
Рейтинг: R
Дисклеймер: Все принадлежит Амано
Саммари: Реборн давно сказал, что Ямамото станет идеальным киллером, но Хаято не придал этому никакого значения.
— Хаято, ты не видел мои любимые трусы со Спанч Бобом? — наполовину скрывшись в шкафу и сверкая голым задом, жалобно зовет Такеши утром.
— Ну что, сколько еще не жалко? — показывая связанному синьору Эммануэле отрубленный палец его сына, спрашивает Такеши вечером.
Хаято не сразу заметил, что что-то здесь не так. А когда заметил, было уже поздно — заглянув в глаза Такеши, он увидел незнакомого человека. Они брали Эммануэле втроем: Хаято, Такеши и Хром, которая прикрывала особняк иллюзией. Соседей не потревожили шум и крики. Хаято уже готовился к допросу, повторяя про себя все психологические трюки, про которые он прочитал недавно, но Такеши опередил его и выразительно кивнул в сторону небольшого контейнера, который вытащил из-за пазухи.
— Небольшой подарок для Эммануэле, — усмехнувшись, сказал он. — Подействует безотказно, вот увидишь.
Подействовало действительно безупречно, но видеть этого Хаято точно не хотел. Нет, он и сам не святой, далеко не святой, но такая простая и безыскусная жестокость почему-то внушала только отвращение и заставляла жадно курить, чтобы унять подступающую тошноту. Только не со стороны Такеши.
Хаято стоял в стороне, хмуро курил и наблюдал за допросом. Ему отчаянно хотелось выйти на воздух, но ноги будто приросли к земле, а оторваться от другого Такеши не было сил. Если бы он все-таки поднялся из подвала на улицу, вышло бы, что он отвратительный ханжа, который пытается продемонстрировать миру незапятнанные ладони, стоя по колено в крови. Или что отрекается от такого Такеши. Или что не оправдал звание Правой руки и оставил сорвавшегося с катушек хранителя наедине с целью.
Они все повязаны. Они все делают грязную работу — кто-то с большей, кто-то с меньшей охотой. Но никто — с таким удовольствием.
Эммануэле пронзительно закричал, и Хаято вздрогнул, возвращаясь от своих мыслей к реальности. Такеши деловито проверял его карманы и, почувствовав взгляд Хаято, обернулся и самодовольно подмигнул ему. Хаято чуть не проглотил сигарету: сознание разом прояснилось, и, сколько он ни пытался спешно обдумать происходящее, ничего не вышло. Осталась только одна мысль: хорошо, что Хром не увидела, как именно умер Эммануэле.
***
— У нас закончились шоколадные хлопья, — заглядывая в картонную коробку с веселым кроликом, печально сообщил Такеши ночью, когда они наконец отчитались перед Десятым и вернулись домой. — Остались еще клубничные, но они в виде колечек, что-то меня в этом смущает.
— Хочешь есть — ешь колечки, — внезапно зло огрызнулся Хаято и вышел на балкон.
Что-то определенно происходило, а Хаято не успел вовремя отреагировать, опьяненный страстью, нехитрыми радостями совместного быта и частым сексом. Они съехались с Такеши лет шесть назад, но с этим непосредственным и во многом инфантильным придурком каждый день все будто начиналось заново: он до сих пор ухитрялся то и дело заставать врасплох. Хаято читал об этом в книжках по семейной психологии — свадьба Десятого должна была состояться через три месяца, и он обязан был подготовиться. Через какое-то время первый восторг проходит, страсть утихает, жизнь становится менее яркой, но зато более комфортной и привычной. С Такеши страсть до сих пор не утихла, и Хаято проморгал, не увидел, что теперь с ним живут два человека.
Повзрослевший баскетбольный придурок Ямамото Такеши и идеальный киллер.
Реборн давно сказал, что Ямамото станет идеальным киллером, но Хаято не придал этому никакого значения. Со всем уважением, мало ли что говорит Реборн, он, например, до сих пор называл Десятого никчемным Цуной, хотя это давным-давно не имело ничего общего с реальностью. Да и никогда не имело.
Хаято тогда почувствовал что-то вроде укола ревности: почему Реборн так сказал именно про бейсбольного придурка, что в нем особенного? Есть куда более подходящие кандидатуры на звание «идеальный». Но, собственно, эти слова ничего не изменили, и Ямамото едва ли не меньше всех обратил на них внимание, и жизнь пошла своим чередом. Забылось.
Каждое сказанное слово имеет свою силу. Это не сигаретный дым, который, растворяясь на свету бледной нервной паутиной, уходит в небо и исчезает навсегда. Произнесенные слова остаются в воздухе и ждут своего часа, постепенно наливаясь весом и значимостью.
Когда начались перемены?
— Я решил, что вместо колечек я бы съел на ужин что-нибудь другое, — Такеши возник на балконе бесшумно и, приобняв Хаято сзади, прикусил его за ухо. Перед глазами все как-то поплыло, мир сузился до огонька сигареты, от шумного выдоха Хаято пепел осыпался на одежду. Такеши засунул руку ему под майку и погладил живот и, в общем и целом, ничего не случится, если Хаято додумает свои мысли утром.
***
— Нам сегодня никуда не надо, — блаженно протянул Такеши утром, потягиваясь. — Предлагаю заказать пиццу, весь день смотреть телек и не вылезать из постели.
— У тебя только одно на уме, — проворчал Хаято, отпихивая его — не слишком сильно, чтобы Такеши не решил, что ему и правда не нравится его план. Такеши засмеялся и перехватил его руку, но быстро отпустил: зазвонил телефон.
— Слушаю, — провозгласил он и, вдруг посерьезнев, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Хаято не понравилась эта секретность, и он уже вскочил с кровати и стал искать штаны, чтобы пройти следом, но Такеши вернулся.
— Извини, Хаято, — виновато улыбнулся он. — Мне нужно уехать, кое-какие старые дела дали о себе знать. Я постараюсь вернуться как можно скорее!
Хаято не успел даже рот открыть, как Такеши схватил висевший на спинке стула костюм, бросил в сумку ноутбук и, подойдя вплотную, доверительно сказал:
— Буду скучать.
— Кстати, тебе привет от Реборна! — сказал он уже у самой двери.
И тут Хаято все вспомнил. Перемены в поведении Такеши начались месяца два назад — после недельной тренировки, на которую Реборн увез его в неизвестном направлении. Хаято даже грешным делом ревновал — почему только придурку повезло, он тоже не прочь разучить пару новых техник, — потом скучал, потом звонил, но кроме «Здесь реально весело!» ничего от Такеши не добился. От Реборна ничего не добился тем более.
— Гокудера? — удивленно воскликнул Десятый, вскакивая с места и подаваясь ему навстречу. — Что стряслось? Ты ничего толком не объяснил по телефону. Все в порядке?
— Да, Десятый, простите за беспокойство, — Хаято рассеянно кивнул и обвел комнату взглядом: на подоконнике лежала знакомая шляпа. Прекрасно, Реборн действительно еще на Сицилии и пока не успел уехать, как Десятый и сказал.
— Положи на место, — Хаято сам не заметил, как дошел до окна и приподнял ее.
В дверях стоял Реборн.
***
— Значит, началось, — как-то удовлетворенно сказал он, и Хаято даже потряс головой, чтобы убедиться, что он не ослышался.
— Началось? — переспросил Десятый.
— Считай, что у Ямамото происходит перестройка сознания. Я был прав, он все-таки станет идеальным киллером.
— Что ты с ним сделал? — Хаято вскочил с места. Он хочет услышать ответ — и он его услышит, даже если Реборн направит ему в голову свою пушку или применит еще что-нибудь из своего арсенала грязных штучек.
— Много будешь знать — скоро состаришься, — пожал плечами Реборн и поднялся с кресла. Перекатился с пятки на носок, аккуратно поправил шляпу. У него было такое лицо, будто он собирается что-то сказать, и Хаято замер, боясь упустить хоть звук. Десятый, который с каждой минутой все больше нервничал, тоже сидел и слушал собственное дыхание.
Реборн все-таки сказал.
— Чаосс! — и исчез в клубах какого-то розоватого дыма.
— Сукин сын! — заорал Хаято, откашливаясь. Внутри что-то словно оборвалось. Он сам не мог объяснить свое состояние, словно он ждал от Реборна хоть малейшего намека, что ему просто кажется. Но Реборн не просто не опроверг его сомнения, он еще и подтвердил, что это — норма. А значит, это только начало.
— Гокудера, не переживай, — пытался успокоить его Десятый. — Может, они говорят правду, и Ямамото просто тренировался? Ну, может, тренировки были тяжелее обычных, — его рот на мгновение нервно скривился: явно вспомнил собственные занятия с Реборном.
За окном ярко светило солнце, пели птицы. Хаято закурил прямо в комнате, но Десятый не возражал: наоборот, засуетился и, подбежав к столу, налил в стакан воды из пузатого графина и протянул Хаято.
— В конце концов, я уверен, что переживать не о чем, — наконец улыбнулся он, усаживаясь в кресло напротив Хаято. — Это ведь наш Ямамото, мы знаем его тысячу лет. Что может случиться? Или ты боишься, что он выйдет из-под контроля и убьет кого-нибудь из хранителей? Это даже звучит дико, не переживай, Гокудера.
— Что вы, Десятый, как вы могли подумать, — запротестовал Хаято, отчаянно мотая головой — настолько отчаянно, что в глазах едва не помутнело. Еще не хватало пугать Десятого.
На самом деле Хаято и правда боялся. Боялся, что идеальный киллер когда-нибудь убьет Ямамото Такеши.
***
В тот вечер Такеши вернулся домой в чужой крови и, невидящим взглядом глядя прямо перед собой, молча прошел в душ.
Еще через день — снова.
Еще через день — не пришел ночевать.
Его задания были выполнены с каждым разом все безупречней.
— Какого хрена? — однажды взорвался Хаято, но Такеши посмотрел на него таким незнакомым взглядом, что он осекся. А еще через пару минут с кухни раздался задорный звон посуды и веселый голос Такеши:
— Я приготовил глазунью!
Хаято жевал глазунью, мыл руки от чужой крови, которую приносил в их дом Такеши, молча провожал его взглядом, когда тот все чаще и чаще уходил пропустить стаканчик с Хибари.
Хибари сам его приглашал, Хаято слышал. Что у них вообще может быть общего? Раньше Хаято казалось, что общество Хибари могут вынести только бывшие члены Дисциплинарного комитета, птицы, покойники и Сасагава Рехей, который даже форменный мордобой до сих пор регулярно принимал за дружеский спарринг. Если у Такеши и Хибари появились общие темы для разговора, то все явно было хуже некуда.
Когда Такеши впервые укусил Хаято в постели, тот, захлебнувшись стоном, кончил — это было неожиданно, больно и невыносимо возбуждающе. И второй, и третий раз. Когда Десятый деликатно отвел взгляд от плеч Хаято во время тренировки, Хаято наконец догадался посмотреть в зеркало ясным взглядом и понял, что укусы Такеши — это уже давно не просто способ разнообразить сексуальную жизнь. И попытки собственнически приобнять его на приемах или и вовсе зажать где-нибудь под лестницей — тоже.
Хаято продолжал есть глазуньи, заклеивать следы укусов пластырем или замазывать тональным кремом, бил Такеши по рукам на приемах, пытался орать, но по сути, ничего не делал. Собственное безволие бесило.
Хотя что он мог сделать?
Бессилие бесило еще больше.
***
— Нужно убрать Россини, — глухо сказал Десятый. Он терпеть не мог отдавать распоряжения о зачистке, но ситуация действительно не оставляла выбора: Россини слишком наследил, и слишком много жизней оборвалось по его вине.
Десятый подождал, пока Хаято подаст ему необходимые документы, раскрыл пухлую папку и продолжил:
— Но сначала слежка. Он слишком хорошо скрывается и бережет свою жизнь. Близко не подобраться — в любом случае будут жертвы. Поступила информация, что он приехал на Сицилию, чтобы повидаться с дочкой. Безрассудно, конечно, но, насколько я понимаю, это его единственная слабость. Когда мы любим, часто делаем бездумные поступки. Или не делаем.
Хаято сглотнул. На мгновение ему показалось, что Десятый говорит о нем.
— Дело сложное, — помолчав, продолжил Десятый. Поедет Ямамото. Рехей подстрахует.
— С экстремальным удовольствием! — отозвался Рехей, но Хаято внезапно для самого себя вскочил и перебил его:
— Десятый, я подстрахую.
Такеши удивленно посмотрел на него и тут же расплылся в счастливой улыбке, Сасагава замер с открытым ртом, а Десятый нахмурился и уточнил:
— Ты, кажется, собирался ближайшие пару недель не отлучаться из особняка. А как же твой проект штурма виллы Костанцо?
— Он почти готов, Десятый, — соврал Хаято. Последнее время он вообще ни о чем не мог думать, кроме поселившегося в его доме и душе второго Такеши. — Мне нужно развеяться, чтобы расставить последние акценты.
— Есть возражения? — Десятый, как показалось Хаято, с надеждой обвел взглядом хранителей, но ответа не дождался. — Ну что ж, хорошо, Гокудера. Рассчитываю на тебя.
***
На первый взгляд так и не скажешь, что Россини — преступник международного масштаба, который поставил на уши Интерпол и всех сочувствующих. Невысокий, ничем не примечательный, начинающий седеть клерк средних лет с ипотекой, машиной в рассрочку и выводком малолетних детей. На самом деле дочка была всего одна, но и в ней не было ничего необычного: счастливая девчушка лет семи в нарядном платье, с сахарной ватой в одной руке и ладонью отца — в другой.
Одно отличие — примерные отцы семейства не ходят с пятью телохранителями.
Хаято чертыхнулся: конечно, сегодня им нужно было просто наблюдать, но становилось понятно, что и в другой день Россини вряд ли выйдет на улицу без своих бритоголовых друзей. Снять его будет проблематично. Разве что как-то отвлечь охрану? Но как?
Он покосился на Такеши: тот распластался на полу и напряженно вглядывался в прицел винтовки. Они давно выбрали это место для наблюдения: Россини прокололся и назначил две встречи подряд в одном месте. И если сегодня он встречался с дочкой и тем самым выиграл себе лишний день жизни, то наутро собирался передать своим партнерам очень нужный Вонголе чип.
Такеши, кажется, не дышал. Хаято, пожалуй, впервые видел его метаморфозы так явно: пока они ехали на место, дыхание Такеши становилось все более ровным и спокойным, смех — более тихим, а потом и вовсе исчез. Потом исчезло и знакомое выражение лица — с него пропали все эмоции, и если бы Хаято не верил своим глазам, то мог бы сказать, что рядом с ним сидит робот, которому не знакомы человеческие чувства. Который может дышать или не дышать — зависит от задания.
Такеши усмехнулся — он всегда чувствовал, когда на него смотрят. Хаято вспыхнул и отвернулся. Возможно, Десятый был прав, когда сомневался, стоит ли отправлять их двоих на задание. Вместо того чтобы следить за целью, он разглядывает Такеши — и была бы его воля, рассмотрел бы даже под микроскопом.
Хаято мотнул головой и снова посмотрел в прицел. Девчушка весело смеялась и тащила Россини за собой в парк, тот добродушно улыбался и что-то говорил охране. Плотное кольцо вокруг него не размыкалось ни на секунду, каждый мордоворот был выше его минимум на голову — в общем, практически идеальная защита.
Внезапно что-то изменилось.
Рот девчушки скривился, и она собралась рыдать. Хаято чертыхнулся: из-за телохранителей тяжело было толком разглядеть, но, похоже, она уронила свою сахарную вату. Да, точно. Один из охранников наклонился поднять ее и выбросить, Россини моментально присел возле дочери и начал успокаивать, а потом стал как-то странно заваливаться на бок.
Девчушка ревела уже в голос, а по ее лицу и платью расплывались кровавые узоры.
Хаято дернулся и подскочил: Такеши уже успел подняться и начал раскручивать винтовку.
— Идиот! — заорал Хаято. — Ты что наделал?
— Снял цель, — невозмутимо пожал плечами Такеши. — Задание рассчитано на два дня, завтра сможем весь день не вылезать из постели, заказать пиццу и смотреть телек. Что скажешь?
Хаято много что хотел сказать, но вместо этого смотрел на Такеши — на его дружелюбную и в то же время самодовольную улыбку и вызывающе вскинутую голову.
— Не при дочке, — прошипел Хаято. — Десятый просил не при дочке!..
— Какая разница, — возразил Ямамото. — Ей не повезло иметь такого отца. Бедный ребенок, но ей все равно бы пришлось узнать о его смерти. Зато быстро и безболезненно.
За окном раздавались крики прохожих и телохранителей, сирены скорой помощи и полиции и отчаянной утробный вой девчонки, платье которой промокло от крови отца.
Хаято давно так не орал.
***
Десятый понял все с полуслова и разрешил представить отчет через пару дней. Хаято был ему благодарен.
С Такеши они вернулись разными машинами, и когда Хаято зашел домой, дома уже никого не было. Хотя чего он хотел, вернувшись домой через три дня.
Такеши словно ждал его: стоило Хаято пройти в спальню, как в замке повернулся ключ.
— Хаято, — позвал Такеши. Обычный и знакомый Ямамото Такеши.
Хаято вышел в коридор.
— Прости меня, — глухо сказал Такеши, усаживаясь на низкую банкетку. — Я обо всем подумал, пока тебя не было. Сам не понимаю, что со мной, это вроде бы я — и не я одновременно. Реборн говорил что-то вроде перемены ценностей, но сказал, что для меня ничего не изменится. Теперь я осознал, и этого больше не повторится. Я чист, клянусь. Больше никаких грязных дел.
— Придурок, — пробормотал Хаято и подошел к нему, запустил пальцы в волосы, а Такеши уткнулся лицом ему в живот.
— Я приготовлю ужин, — наконец сказал Хаято. — Иди в душ и переоденься.
Чужая кровь жгла пальцы. Такеши не замечал, что по его щеке стекает крупная капля, что волосы пропитаны насквозь — не его, а чьей-то кровью. Какого-нибудь очередного неудачливого отца, который умер в день рождения своей дочки.
Такеши, повозившись в спальне, пошел в душ, а Хаято — на кухню. Достал из холодильника продукты, стараясь не замечать лежащие на средней полке прозрачный контейнер с чьей-то отрубленной кистью и пакет с кровью — для переливания.
Хаято привыкнет. Наверное.
Он ведь живет с идеальным киллером.
Главное, когда-нибудь не выпить эту сраную кровь вместо томатного сока.
— Ну что, сколько еще не жалко? — показывая связанному синьору Эммануэле отрубленный палец его сына, спрашивает Такеши вечером.
Хаято не сразу заметил, что что-то здесь не так. А когда заметил, было уже поздно — заглянув в глаза Такеши, он увидел незнакомого человека. Они брали Эммануэле втроем: Хаято, Такеши и Хром, которая прикрывала особняк иллюзией. Соседей не потревожили шум и крики. Хаято уже готовился к допросу, повторяя про себя все психологические трюки, про которые он прочитал недавно, но Такеши опередил его и выразительно кивнул в сторону небольшого контейнера, который вытащил из-за пазухи.
— Небольшой подарок для Эммануэле, — усмехнувшись, сказал он. — Подействует безотказно, вот увидишь.
Подействовало действительно безупречно, но видеть этого Хаято точно не хотел. Нет, он и сам не святой, далеко не святой, но такая простая и безыскусная жестокость почему-то внушала только отвращение и заставляла жадно курить, чтобы унять подступающую тошноту. Только не со стороны Такеши.
Хаято стоял в стороне, хмуро курил и наблюдал за допросом. Ему отчаянно хотелось выйти на воздух, но ноги будто приросли к земле, а оторваться от другого Такеши не было сил. Если бы он все-таки поднялся из подвала на улицу, вышло бы, что он отвратительный ханжа, который пытается продемонстрировать миру незапятнанные ладони, стоя по колено в крови. Или что отрекается от такого Такеши. Или что не оправдал звание Правой руки и оставил сорвавшегося с катушек хранителя наедине с целью.
Они все повязаны. Они все делают грязную работу — кто-то с большей, кто-то с меньшей охотой. Но никто — с таким удовольствием.
Эммануэле пронзительно закричал, и Хаято вздрогнул, возвращаясь от своих мыслей к реальности. Такеши деловито проверял его карманы и, почувствовав взгляд Хаято, обернулся и самодовольно подмигнул ему. Хаято чуть не проглотил сигарету: сознание разом прояснилось, и, сколько он ни пытался спешно обдумать происходящее, ничего не вышло. Осталась только одна мысль: хорошо, что Хром не увидела, как именно умер Эммануэле.
***
— У нас закончились шоколадные хлопья, — заглядывая в картонную коробку с веселым кроликом, печально сообщил Такеши ночью, когда они наконец отчитались перед Десятым и вернулись домой. — Остались еще клубничные, но они в виде колечек, что-то меня в этом смущает.
— Хочешь есть — ешь колечки, — внезапно зло огрызнулся Хаято и вышел на балкон.
Что-то определенно происходило, а Хаято не успел вовремя отреагировать, опьяненный страстью, нехитрыми радостями совместного быта и частым сексом. Они съехались с Такеши лет шесть назад, но с этим непосредственным и во многом инфантильным придурком каждый день все будто начиналось заново: он до сих пор ухитрялся то и дело заставать врасплох. Хаято читал об этом в книжках по семейной психологии — свадьба Десятого должна была состояться через три месяца, и он обязан был подготовиться. Через какое-то время первый восторг проходит, страсть утихает, жизнь становится менее яркой, но зато более комфортной и привычной. С Такеши страсть до сих пор не утихла, и Хаято проморгал, не увидел, что теперь с ним живут два человека.
Повзрослевший баскетбольный придурок Ямамото Такеши и идеальный киллер.
Реборн давно сказал, что Ямамото станет идеальным киллером, но Хаято не придал этому никакого значения. Со всем уважением, мало ли что говорит Реборн, он, например, до сих пор называл Десятого никчемным Цуной, хотя это давным-давно не имело ничего общего с реальностью. Да и никогда не имело.
Хаято тогда почувствовал что-то вроде укола ревности: почему Реборн так сказал именно про бейсбольного придурка, что в нем особенного? Есть куда более подходящие кандидатуры на звание «идеальный». Но, собственно, эти слова ничего не изменили, и Ямамото едва ли не меньше всех обратил на них внимание, и жизнь пошла своим чередом. Забылось.
Каждое сказанное слово имеет свою силу. Это не сигаретный дым, который, растворяясь на свету бледной нервной паутиной, уходит в небо и исчезает навсегда. Произнесенные слова остаются в воздухе и ждут своего часа, постепенно наливаясь весом и значимостью.
Когда начались перемены?
— Я решил, что вместо колечек я бы съел на ужин что-нибудь другое, — Такеши возник на балконе бесшумно и, приобняв Хаято сзади, прикусил его за ухо. Перед глазами все как-то поплыло, мир сузился до огонька сигареты, от шумного выдоха Хаято пепел осыпался на одежду. Такеши засунул руку ему под майку и погладил живот и, в общем и целом, ничего не случится, если Хаято додумает свои мысли утром.
***
— Нам сегодня никуда не надо, — блаженно протянул Такеши утром, потягиваясь. — Предлагаю заказать пиццу, весь день смотреть телек и не вылезать из постели.
— У тебя только одно на уме, — проворчал Хаято, отпихивая его — не слишком сильно, чтобы Такеши не решил, что ему и правда не нравится его план. Такеши засмеялся и перехватил его руку, но быстро отпустил: зазвонил телефон.
— Слушаю, — провозгласил он и, вдруг посерьезнев, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Хаято не понравилась эта секретность, и он уже вскочил с кровати и стал искать штаны, чтобы пройти следом, но Такеши вернулся.
— Извини, Хаято, — виновато улыбнулся он. — Мне нужно уехать, кое-какие старые дела дали о себе знать. Я постараюсь вернуться как можно скорее!
Хаято не успел даже рот открыть, как Такеши схватил висевший на спинке стула костюм, бросил в сумку ноутбук и, подойдя вплотную, доверительно сказал:
— Буду скучать.
— Кстати, тебе привет от Реборна! — сказал он уже у самой двери.
И тут Хаято все вспомнил. Перемены в поведении Такеши начались месяца два назад — после недельной тренировки, на которую Реборн увез его в неизвестном направлении. Хаято даже грешным делом ревновал — почему только придурку повезло, он тоже не прочь разучить пару новых техник, — потом скучал, потом звонил, но кроме «Здесь реально весело!» ничего от Такеши не добился. От Реборна ничего не добился тем более.
— Гокудера? — удивленно воскликнул Десятый, вскакивая с места и подаваясь ему навстречу. — Что стряслось? Ты ничего толком не объяснил по телефону. Все в порядке?
— Да, Десятый, простите за беспокойство, — Хаято рассеянно кивнул и обвел комнату взглядом: на подоконнике лежала знакомая шляпа. Прекрасно, Реборн действительно еще на Сицилии и пока не успел уехать, как Десятый и сказал.
— Положи на место, — Хаято сам не заметил, как дошел до окна и приподнял ее.
В дверях стоял Реборн.
***
— Значит, началось, — как-то удовлетворенно сказал он, и Хаято даже потряс головой, чтобы убедиться, что он не ослышался.
— Началось? — переспросил Десятый.
— Считай, что у Ямамото происходит перестройка сознания. Я был прав, он все-таки станет идеальным киллером.
— Что ты с ним сделал? — Хаято вскочил с места. Он хочет услышать ответ — и он его услышит, даже если Реборн направит ему в голову свою пушку или применит еще что-нибудь из своего арсенала грязных штучек.
— Много будешь знать — скоро состаришься, — пожал плечами Реборн и поднялся с кресла. Перекатился с пятки на носок, аккуратно поправил шляпу. У него было такое лицо, будто он собирается что-то сказать, и Хаято замер, боясь упустить хоть звук. Десятый, который с каждой минутой все больше нервничал, тоже сидел и слушал собственное дыхание.
Реборн все-таки сказал.
— Чаосс! — и исчез в клубах какого-то розоватого дыма.
— Сукин сын! — заорал Хаято, откашливаясь. Внутри что-то словно оборвалось. Он сам не мог объяснить свое состояние, словно он ждал от Реборна хоть малейшего намека, что ему просто кажется. Но Реборн не просто не опроверг его сомнения, он еще и подтвердил, что это — норма. А значит, это только начало.
— Гокудера, не переживай, — пытался успокоить его Десятый. — Может, они говорят правду, и Ямамото просто тренировался? Ну, может, тренировки были тяжелее обычных, — его рот на мгновение нервно скривился: явно вспомнил собственные занятия с Реборном.
За окном ярко светило солнце, пели птицы. Хаято закурил прямо в комнате, но Десятый не возражал: наоборот, засуетился и, подбежав к столу, налил в стакан воды из пузатого графина и протянул Хаято.
— В конце концов, я уверен, что переживать не о чем, — наконец улыбнулся он, усаживаясь в кресло напротив Хаято. — Это ведь наш Ямамото, мы знаем его тысячу лет. Что может случиться? Или ты боишься, что он выйдет из-под контроля и убьет кого-нибудь из хранителей? Это даже звучит дико, не переживай, Гокудера.
— Что вы, Десятый, как вы могли подумать, — запротестовал Хаято, отчаянно мотая головой — настолько отчаянно, что в глазах едва не помутнело. Еще не хватало пугать Десятого.
На самом деле Хаято и правда боялся. Боялся, что идеальный киллер когда-нибудь убьет Ямамото Такеши.
***
В тот вечер Такеши вернулся домой в чужой крови и, невидящим взглядом глядя прямо перед собой, молча прошел в душ.
Еще через день — снова.
Еще через день — не пришел ночевать.
Его задания были выполнены с каждым разом все безупречней.
— Какого хрена? — однажды взорвался Хаято, но Такеши посмотрел на него таким незнакомым взглядом, что он осекся. А еще через пару минут с кухни раздался задорный звон посуды и веселый голос Такеши:
— Я приготовил глазунью!
Хаято жевал глазунью, мыл руки от чужой крови, которую приносил в их дом Такеши, молча провожал его взглядом, когда тот все чаще и чаще уходил пропустить стаканчик с Хибари.
Хибари сам его приглашал, Хаято слышал. Что у них вообще может быть общего? Раньше Хаято казалось, что общество Хибари могут вынести только бывшие члены Дисциплинарного комитета, птицы, покойники и Сасагава Рехей, который даже форменный мордобой до сих пор регулярно принимал за дружеский спарринг. Если у Такеши и Хибари появились общие темы для разговора, то все явно было хуже некуда.
Когда Такеши впервые укусил Хаято в постели, тот, захлебнувшись стоном, кончил — это было неожиданно, больно и невыносимо возбуждающе. И второй, и третий раз. Когда Десятый деликатно отвел взгляд от плеч Хаято во время тренировки, Хаято наконец догадался посмотреть в зеркало ясным взглядом и понял, что укусы Такеши — это уже давно не просто способ разнообразить сексуальную жизнь. И попытки собственнически приобнять его на приемах или и вовсе зажать где-нибудь под лестницей — тоже.
Хаято продолжал есть глазуньи, заклеивать следы укусов пластырем или замазывать тональным кремом, бил Такеши по рукам на приемах, пытался орать, но по сути, ничего не делал. Собственное безволие бесило.
Хотя что он мог сделать?
Бессилие бесило еще больше.
***
— Нужно убрать Россини, — глухо сказал Десятый. Он терпеть не мог отдавать распоряжения о зачистке, но ситуация действительно не оставляла выбора: Россини слишком наследил, и слишком много жизней оборвалось по его вине.
Десятый подождал, пока Хаято подаст ему необходимые документы, раскрыл пухлую папку и продолжил:
— Но сначала слежка. Он слишком хорошо скрывается и бережет свою жизнь. Близко не подобраться — в любом случае будут жертвы. Поступила информация, что он приехал на Сицилию, чтобы повидаться с дочкой. Безрассудно, конечно, но, насколько я понимаю, это его единственная слабость. Когда мы любим, часто делаем бездумные поступки. Или не делаем.
Хаято сглотнул. На мгновение ему показалось, что Десятый говорит о нем.
— Дело сложное, — помолчав, продолжил Десятый. Поедет Ямамото. Рехей подстрахует.
— С экстремальным удовольствием! — отозвался Рехей, но Хаято внезапно для самого себя вскочил и перебил его:
— Десятый, я подстрахую.
Такеши удивленно посмотрел на него и тут же расплылся в счастливой улыбке, Сасагава замер с открытым ртом, а Десятый нахмурился и уточнил:
— Ты, кажется, собирался ближайшие пару недель не отлучаться из особняка. А как же твой проект штурма виллы Костанцо?
— Он почти готов, Десятый, — соврал Хаято. Последнее время он вообще ни о чем не мог думать, кроме поселившегося в его доме и душе второго Такеши. — Мне нужно развеяться, чтобы расставить последние акценты.
— Есть возражения? — Десятый, как показалось Хаято, с надеждой обвел взглядом хранителей, но ответа не дождался. — Ну что ж, хорошо, Гокудера. Рассчитываю на тебя.
***
На первый взгляд так и не скажешь, что Россини — преступник международного масштаба, который поставил на уши Интерпол и всех сочувствующих. Невысокий, ничем не примечательный, начинающий седеть клерк средних лет с ипотекой, машиной в рассрочку и выводком малолетних детей. На самом деле дочка была всего одна, но и в ней не было ничего необычного: счастливая девчушка лет семи в нарядном платье, с сахарной ватой в одной руке и ладонью отца — в другой.
Одно отличие — примерные отцы семейства не ходят с пятью телохранителями.
Хаято чертыхнулся: конечно, сегодня им нужно было просто наблюдать, но становилось понятно, что и в другой день Россини вряд ли выйдет на улицу без своих бритоголовых друзей. Снять его будет проблематично. Разве что как-то отвлечь охрану? Но как?
Он покосился на Такеши: тот распластался на полу и напряженно вглядывался в прицел винтовки. Они давно выбрали это место для наблюдения: Россини прокололся и назначил две встречи подряд в одном месте. И если сегодня он встречался с дочкой и тем самым выиграл себе лишний день жизни, то наутро собирался передать своим партнерам очень нужный Вонголе чип.
Такеши, кажется, не дышал. Хаято, пожалуй, впервые видел его метаморфозы так явно: пока они ехали на место, дыхание Такеши становилось все более ровным и спокойным, смех — более тихим, а потом и вовсе исчез. Потом исчезло и знакомое выражение лица — с него пропали все эмоции, и если бы Хаято не верил своим глазам, то мог бы сказать, что рядом с ним сидит робот, которому не знакомы человеческие чувства. Который может дышать или не дышать — зависит от задания.
Такеши усмехнулся — он всегда чувствовал, когда на него смотрят. Хаято вспыхнул и отвернулся. Возможно, Десятый был прав, когда сомневался, стоит ли отправлять их двоих на задание. Вместо того чтобы следить за целью, он разглядывает Такеши — и была бы его воля, рассмотрел бы даже под микроскопом.
Хаято мотнул головой и снова посмотрел в прицел. Девчушка весело смеялась и тащила Россини за собой в парк, тот добродушно улыбался и что-то говорил охране. Плотное кольцо вокруг него не размыкалось ни на секунду, каждый мордоворот был выше его минимум на голову — в общем, практически идеальная защита.
Внезапно что-то изменилось.
Рот девчушки скривился, и она собралась рыдать. Хаято чертыхнулся: из-за телохранителей тяжело было толком разглядеть, но, похоже, она уронила свою сахарную вату. Да, точно. Один из охранников наклонился поднять ее и выбросить, Россини моментально присел возле дочери и начал успокаивать, а потом стал как-то странно заваливаться на бок.
Девчушка ревела уже в голос, а по ее лицу и платью расплывались кровавые узоры.
Хаято дернулся и подскочил: Такеши уже успел подняться и начал раскручивать винтовку.
— Идиот! — заорал Хаято. — Ты что наделал?
— Снял цель, — невозмутимо пожал плечами Такеши. — Задание рассчитано на два дня, завтра сможем весь день не вылезать из постели, заказать пиццу и смотреть телек. Что скажешь?
Хаято много что хотел сказать, но вместо этого смотрел на Такеши — на его дружелюбную и в то же время самодовольную улыбку и вызывающе вскинутую голову.
— Не при дочке, — прошипел Хаято. — Десятый просил не при дочке!..
— Какая разница, — возразил Ямамото. — Ей не повезло иметь такого отца. Бедный ребенок, но ей все равно бы пришлось узнать о его смерти. Зато быстро и безболезненно.
За окном раздавались крики прохожих и телохранителей, сирены скорой помощи и полиции и отчаянной утробный вой девчонки, платье которой промокло от крови отца.
Хаято давно так не орал.
***
Десятый понял все с полуслова и разрешил представить отчет через пару дней. Хаято был ему благодарен.
С Такеши они вернулись разными машинами, и когда Хаято зашел домой, дома уже никого не было. Хотя чего он хотел, вернувшись домой через три дня.
Такеши словно ждал его: стоило Хаято пройти в спальню, как в замке повернулся ключ.
— Хаято, — позвал Такеши. Обычный и знакомый Ямамото Такеши.
Хаято вышел в коридор.
— Прости меня, — глухо сказал Такеши, усаживаясь на низкую банкетку. — Я обо всем подумал, пока тебя не было. Сам не понимаю, что со мной, это вроде бы я — и не я одновременно. Реборн говорил что-то вроде перемены ценностей, но сказал, что для меня ничего не изменится. Теперь я осознал, и этого больше не повторится. Я чист, клянусь. Больше никаких грязных дел.
— Придурок, — пробормотал Хаято и подошел к нему, запустил пальцы в волосы, а Такеши уткнулся лицом ему в живот.
— Я приготовлю ужин, — наконец сказал Хаято. — Иди в душ и переоденься.
Чужая кровь жгла пальцы. Такеши не замечал, что по его щеке стекает крупная капля, что волосы пропитаны насквозь — не его, а чьей-то кровью. Какого-нибудь очередного неудачливого отца, который умер в день рождения своей дочки.
Такеши, повозившись в спальне, пошел в душ, а Хаято — на кухню. Достал из холодильника продукты, стараясь не замечать лежащие на средней полке прозрачный контейнер с чьей-то отрубленной кистью и пакет с кровью — для переливания.
Хаято привыкнет. Наверное.
Он ведь живет с идеальным киллером.
Главное, когда-нибудь не выпить эту сраную кровь вместо томатного сока.